Ужасные невинные
Шрифт:
В комнате соплячки царит чудовищное запустение, настоящее болото, в котором и призван жить лягушонок. Ничего удивительного. Стол, диван и подлокотники кресла заставлены грязной заплесневевшей посудой, едва ли не в ней валяются трусы, носки, рваные банданы, выдавленные тюбики из-под зубной пасты, выпотрошенные пачки из-под прокладок. Вещи посолиднее сброшены прямо на пол, мне с трудом удается протиснуться между грудами джинсов, блузок, свитеров и футболок; ни одной юбки, очевидно, юбки соплячка не признает.
– Располагайся, Дэн, – говорит соплячка.
– Ничего, я постою.
– Да ладно тебе. Сейчас приберем местечко.
– А блохи на меня не попрыгают? –
– Ха-ха! Ты смешной, Дэн!
– Когда ты вернешь мне паспорт?
– Я верну, верну… Только позже. Ты ведь еще не побыл моим дружком… по-настоящему.
Неизвестно, какой именно смысл в выражение «побыть дружком по-настоящему» вкладывает соплячка. Скорее всего – «отсосать бесплатно» или «перепихнуться», желательно на глазах у Анны Брейнсдофер-Пайпер, желательно – поблизости от губ Анны Брейнсдофер-Пайпер. И желательно взять губы Анны тепленькими, сонными; и желательно – застать их врасплох, когда они лишены защитного слоя темно-вишневой помады. Я очень надеюсь, что до этого дело не дойдет.
Соплячка врубает музыкальный центр на полную мощность. Земфира, кто же еще!..
– Тебе нравится Земфира? – спрашивает она.
– Ну… Если честно, я мог бы обойтись и без Земфиры.
– А я – нет.
– А я – мог бы.
– А я – нет! Обожаю Земфиру. Обожаю все русское!
– И русский мат.
– Русский мат – особенно.
Соплячка тут же разражается пятиминутной тирадой, сплошь состоящей из матерных выражений. Они идут потоком, и поток этот так плотен, что и иголку не всунешь. Герпесные губы соплячки кажутся созданными для подобной грязи, так же, как губы Анны Брейнсдофер-Пайпер кажутся созданными для темно-вишневой помады. Матерный слой покрывает рот соплячки без всяких комков, и его тоже можно считать своеобразной защитой. И я готов рукоплескать ему.
– Ну как? Здорово получилось? – она с трудом переводит дух.
– Потрясающе.
– Вот и меня впирает. О-о, как меня впирает!.. Расскажи мне о себе, Дэн.
– Сначала ты расскажи.
Лягушонок с размаху плюхается на джинсово-футболочную кучу, попутно вынимая из-под тощего зада ботинок. Лягушонок яростно скребет темя и прищуривает глаза. Рассказ о Лягушонке не занял бы и абзаца, и строки в путеводителе по достопримечательностям пятнадцатилетних. Лягушонок и сама знает это и потому – хитрит. Рассказ Лягушонка веревочкой вьется вокруг Анны Брейнсдофер-Пайпер: веревочкой, петелькой, она вот-вот захлестнется на лебединой шее сочинительницы crimi.
Лягушонок ненавидит свою мать, эту … суку, эту … …….тоже мне, еще одна великая писака………………..корнит из себя добренькую, корчит из себя идеальную мамашу, в нашей……….семейке должна быть та степень свободы и та степень доверия, которая позволит каждому быть счастливым или хотя бы надеяться на счастье, каждому, включая кота. Счастье……….кота тоже ее заботит, это оке повесицца можно, повесицца-а-а-а-а… … … о своих немце и швейцарце она никогда не вспоминает, никогда, вот бы вырыть их из могилы и спросить – были ли они счастливы с ней, прежде чем подохнуть … … ненавижу ее, ее… … …глаза, ее … волосы, ее … … английский, она ведь пишет на английском… … … сука, она пишет на английском, а может писать еще и на немецком, шведский дается ей хуже, но все равно – все лижут ей жопу, так и норовят пробраться языком в самую дырку, и ей нравится, когда ей лижут жопу, это ее вдохновляет … … … когда она в центре внимания счастлива, ей нужно, чтобы все ее любили, все, и чтобы все обращались к ней, когда им зашибись или когда херово, и она бы всех утешала или за всех радовалась …, а я никогда не буду лизать ей ее вонючую жопу, как все остальные жополизы и как мой мудак папаша, никогда, никогда, так-то! не дождется!……….пошла она………….. ……………………….. !!!!!!!!!!
Ненависть Лягушонка, зеленая, в пупырышках ненависть вовсе не так изощренна, не так разветвлена и не так впечатляюща, как ненависть Лоры или ненависть Билли, но я делаю скидку на возраст. Каждому возрасту – своя ненависть.
– Замечательно, – говорю я соплячке.
– Правда? – она смотрит на меня с недоверием.
– Правда. Только я просил рассказать не о твоей матери. А о тебе. Вот так. А то получается, что твоя мать – центровая. Она центровая, а ты – никто.
Мое замечание застает соплячку врасплох, она морщит нос, она кусает губы, она готова разрыдаться.
– Никто? – переспрашивает она плаксивым голосом.
– Никто, – подтверждаю я.
– Я могу отсосать, – переходит Лягушонок на шепот. – Бесплатно.
– Не канает.
– Могу… могу позволить тебе… трахнуть меня в зад, – выкладывает Лягушонок свой последний козырь.
– Не-а. Если мне когда-нибудь и понадобится чей-то зад, наверняка это будет не твой зад.
– Ты сам мудак! – не выдерживает соплячка.
– Верни мне паспорт.
– Даже если я верну тебе паспорт… Я все равно уже знаю, кто ты такой и как тебя зовут. Ты русский-русский-русский! А русских здесь не очень любят и всегда с радостью насрут им на голову. Никто не упустит случая насрать, поверь. Ты попался, Дэн! Хи-хи-хи!..
– Ну тогда можешь оставить паспорт себе.
Сказав это, я принимаюсь насвистывать незатейливую мелодию: одну из тех незатейливых мелодий, которые практикует Jane В. Это идет вразрез с музыкальными вкусами и предпочтениями соплячки, это так же далеко от гребаной Земфиры, как далеки герпесные губы соплячки от роскошно-печального рта Анны Брейнсдофер-Пайпер. И соплячка не выдерживает.
– Ладно, Дэн. Давай не будем ссориться, а? Ты мне очень, очень нравишься.
– Ты вернешь паспорт?
– Конечно. Я верну, верну. Зачем мне твой паспорт? Не волнуйся. Побудь со мной еще немножко, и я верну его.
– Хорошо, – я сдаюсь. – А как зовут кота?
– Какого кота? – удивляется соплячка.
– Того самого, о счастье которого так печется твоя мамахен. Вашего кота.
– А-а…Муки, – она делает ударение на первом слоге. – Его зовут Муки. Муки-Муки-Муки! Зачем тебе кот?
– Хочу посмотреть на счастливого кота. В жизни не видел счастливых котов.
– А чтобы я рассказывала о себе? Ты больше не хочешь?.. Ване апон э тайм 54 мне приснилось небо Лондона. В нем приснился долгий поцелуй…
54
Однажды (англ.).
– Да что ты!
– Да. Все именно так и было. Мы летели, вовсе не держась, кто же из нас первым упадет? – частит соплячка. – Мне кажется, мы крепко влипли, мне кажется, потухло солнце, прости меня, моя любовь, домой – слишком рано и пусто, с тобой – слишком поздно и грустно, я разошлю открытки светлым мне знакомым, я их по запахам узнаю по влюбленным, катились звезды, прожигая в небе дыры, с ума сходили перекрестки, не бери себе в голову, Катюха, не бери, прогоняй ностальгию мимо дыма в потолок, кроме счастья есть зима, простуды, просто невезенье, в воскресенье ты же будешь улыбаться и казаться, между прочим, лучше всех…