Ужасный век. Том I
Шрифт:
Явились на встречу и ещё какие-то люди, но их Ангус толком не помнил. Халифа не было.
— Мы ждём господина?.. — поинтересовался Шеймус.
— С прискорбием вынужден сообщить, что великий халиф не придёт на эту встречу. Он в высшей возможной степени занят неотложными делами своего возлюбленного государства. — ответил визирь Джамалутдин.
Обосраться можно, с какими серьёзными лицами они говорят столь витиевато и напыщенно. Ангус всегда с трудом сдерживал смех.
— Печально. До последней кампании он не отказывал мне в аудиенциях.
— Все возможные вопросы, касающиеся наших общих благородных
Ангус представил, как запихивает самый здоровый персик в глотку визирю. Ну что за козлы, кто так общается? А вот Шеймус, похоже, вполне комфортно ощущал себя в такой беседе.
— Нисколько не сомневаюсь. Дела у нас, если честно, очень простые. Насколько могу судить, война с Муангом закончена. По крайней мере, закончена для таких людей, как я: настало время переговоров, правда? Поэтому я испытываю только два желания: получить положенную по нашему договору плату и вскоре избавить Мураддинский халифат от своего присутствия.
— Ваше второе желание, капитан, без сомнения весьма уместно. Что касается первого, то халиф рассмотрит его, как только решит прочие неотложные вопросы управления своими бескрайними владениями.
Это что вообще значило?.. Шеймус выразительно поднял светлые брови.
— Я, признаться, не в совершенстве владею вашим прекрасным языком. Поправьте, если ошибаюсь, но… Это прозвучало так, будто халиф собирался размышлять о том, исполнять ли принятые обязательства? Не сочтите за дерзость, но думаю — никто из здесь присутствующих не упрекнёт меня в том, что я не исполнил своих. Чтобы вы знали, господа, я вовсе не оскоблён той версией недавних событий, которая сейчас известна последнему нищему в Альма-Азраке. Хотите забрать мои победы — забирайте, они и так ваши. Я не сражаюсь за славу. Но что, извините, насчёт денег?
— Халиф рассмотрит этот вопрос. — заявил Валид.
— Не смею сомневаться, но я рассчитывал получить вполне конкретный ответ сегодня.
— Сколько времени вам потребуется, чтобы покинуть Альма-Азрак? — Джамалутдин будто и не услышал вопроса.
— Ну… позвольте ответить развёрнуто. Во-первых, из ваших прекрасных земель некуда идти сушей, кроме как в Муанг, а там… там мне не очень рады. Поэтому потребуются корабли, и я бы сказал — много кораблей, а на их поиск нужно время. Кроме того, вам наверняка докладывали, как выглядит мой лагерь в городе. Выглядит он как лазарет, таковым и является. После штурма Фадла…
— После битвы за Фадл.
— Ага, ну да. Верно. Я совсем забыл, что Камаль-бея разбили под стенами города, конечно. Кто бы с этим поспорил. — учтивость Шеймуса начинала рассеиваться. — Так или иначе, у меня очень много раненых. Большинство из них не готово к переходу по морю, а я очень ценю каждого человека. В них вложены силы и время, то и другое стоит денег. Этих людей необходимо поставить на ноги. Им требуется отдых и…
— Так сколько? — перебил капитана Валид.
Ангус почувствовал, даже не гляда на капитана, почувствовал, как тот помрачнел. Лейтенанту представилась чудесная картина: как Шеймус стаскивает Валида ар-Гасана с дивана, поднимает на вытянутый руках и втыкает башкой в мраморный пол. Было бы славно!
— Как минимум месяц.
— И это мы тоже обсудим с халифом.
— Чудно. Вот только для чего тогда вы меня пригласили?
В зале появился ещё один человек: довольно высокий, щуплый, с узким лицом и очень длинной седой бородой, одетый во всё белое, без украшений. Ангус не сразу, но всё-таки узнал его. И совсем не обрадовался.
Сулим ар-Наджиб встал позади Джамалутдина, Валида и прочих. Он молчал, но смотрел на наёмников пристально. Вместо него заговорил визирь.
— Нам с вами, вне всяких сомнений, есть что обсудить. Самые разнообразные вопросы, великие и малые, праздные и острые. Скажем, такой вопрос, что вселяет тревогу в мою душу, в душу святейшего Сулима, в душу самого халифа.
Ангус предпочитал помалкивать и прикидываться дурачком. Шеймус тоже сделал вид, будто бы ничего не понимает.
— Звучит интригующе. И что же это за вопрос?
— Что случилось с Мансуром ар-Наджибом? — процедил Валид.
— Он исчез.
— При всём уважении, капитан, я нисколько не нахожу вашу шутку уместной. А равно, как я в самой превосходной степени убеждён, не сочли её удачной и остальные почтенные люди перед вами.
— Какие шутки? Очевидно, что Мансур исчез. Возможно, его кто-то убил. Возможно, с ним приключился несчастный случай. Возможно, он решил бросить прежнюю жизни и сам не хочет, чтобы его нашли. Люди исчезают по тысяче и одной причине. Почему вы спрашиваете об этом меня?
— Потому что Фадл, как всем присутствующим здесь превосходно известно, находился в тот момент в ваших руках.
Капитан немного подался вперёд. Он сначала направил взгляд на визиря, затем поочерёдно — на каждого из присутствующих. В их лицах Ангус без труда прочитал пусть самую лёгкую, тщательно сокрытую, но всё же рябь. Страх. Даже Валиду стало не по себе. Лейтенант знал, как это бывает. Его командиру не требовалось орать, пучить глаза и строить рожи, чтобы у всех вокруг душа ушла в пятки. Он просто чуть-чуть приспускал с поводка то, что держал обычно под проржавевшей оболочкой.
Посмотрите, сволочи, самой Войне в лицо.
— Позвольте заметить… — Шеймус произносил каждый звук медленно. — Не весь Фадл, а лишь лучшая его часть. Где-то треть драгоценного священного города грабили люди, которых вы сами привели под его стены. Давайте не будем ломать комедию, изображая, будто это не так. Напоказ — как пожелаете, но если речь о деле, то и разговор деловой. О том, что действительно было. Я не сторож Мансуру ар-Наджибу и не командир вашим ополченцам. Я понятия не имею, куда он делся. Я не хочу получать такие вопросы.
— Ты указываешь нам, о чём спрашивать? — Валид тоже наклонился вперёд.
— Я сказал точно то, что хотел сказать, Валид. Думаю, для такого простого выражения мой мураддинский достаточно хорош. Мне не нравится этот разговор. Я не возразил, узнав, как в столице представили победу над мятежом. Но теперь мне не отвечают на вопрос о деньгах — несмотря на то, что халиф собственной рукой поставил печать на нашем контракте. Прямо в этом дворце. Он дал тем самым своё слово, а теперь, выходит — должен размышлять, сдержать ли его. Мне не отвечают на вопрос о необходимой передышке, хотя и это обсуждалось ещё полгода назад. Зато спрашивают о Мансуре так, будто уверены, что я каким-то образом повинен в его пропаже. А это громкое обвинение, верно?