Ужасы перистальтики
Шрифт:
С этого момента он стал совершенно спокоен.
«Впрочем, сколько я могу здесь потратить?.. Да не так уж и много!..» Он правда получил расчет не за полный месяц, а всего лишь за малую его проработанную часть, да и отпускных набежало всего ничего... «Плевать!.. Как-нибудь... Все как-нибудь решится...» Его охватила эйфория, завтрашний день перестал существовать...
– О-о! – протянул он.
Официантка принесла темпуру.
Атаки совершенно исчезли и пить виски он больше не спешил. В счастливом тумане помнил главное – совсем скоро, а может быть и нет, но
Внезапный холодок, пробежал по нему: а вдруг, это какое-то издевательство, обман?!..
Нет, не может быть!.. Холодок улетучился. Он предчувствовал – она обязательно придет. И теперь он совершенно спокоен и нет никаких атак, а если они появятся, в стаканчике было еще виски. А если оно закончится – в любой момент можно позвать официантку и попросить принести еще.
Почему-то он медлил и несколько минут не приступал к еде... Вдруг спохватился, начал смотреть по краям стола – сколько все это стоит?! Меню нигде не было! Он и не заметил, как и когда она успела уволочь его!..
Наконец он извлек палочки из узкого бумажного конвертика, неловко взял их, – они все никак не хотели приспосабливаться к его пальцам, – обычно он делал это ловчее, взял из чаши обжаренный кружок корня лотоса, отправил в рот... Потом креветку, маленького сига, сладкий картофель, кусочек редьки из маленького блюдечка, на котором лежали разные японские соленья.
Странно, но после того, как он немного поел, на него накатила еще одна волна опьянения, хотя к стаканцу больше не прикладывался...
Никогда прежде, не испытывал он, сидя в ресторане, такого полного счастья и наслаждения, как в эти минуты!.. Воистину, это был лучший вечер в ресторане в его жизни!
На столе перед ним стояла чаша с рисом и еще одна – лакированная, накрытая крышкой. Он снял ее... Мисо-суп!.. Вот с чего надо было начинать!.. Взял палочками и отправил в рот несколько горстей белого, абсолютно чистого риса и затем с жадностью выпил весь суп из чаши – соевый, приятной легкой консистенции, – провалился во внутренности, приятно обволакивая, смягчая и разогревая их. После резкого виски это было вдвойне здорово! «Непрерывный кайф!» – подумал Замелькацкий и вдруг какое-то болезненное, щемящее чувство сдавило ему грудь. Все последние дни разом пронеслись перед глазами: увольнение, темный парк перед его окном, обшарпанный подъезд, речи писателя, то, как стоял и с тоской всматривался в дальнюю улицу.
Впервые с того момента, как он оказался в зальчике, он посмотрел по сторонам. В дальнем окне были видны дома напротив – окно выходило во внутренний двор. Ничего интересного – половина окон не горело, за другими был какой-то опустевший к вечеру офис...
Он взял с полированного стола стакан, поводил им у своего носа, стараясь уловить какие-то оттенки запаха, затем отпил... Поставил стакан.
Подумал и допил остаток. Тут же появилась официантка и унесла его.
«Тем лучше, тем лучше!» Ему не хотелось, чтобы Ариелла поняла, что он пьет в одиночестве... Не успел он подумать, как из коридора, со стороны лифта раздались крики:
– Кретин!.. Отвяжись от меня!.. Что за идиот?!.. Мне нужно! Нужно! Какое вам дело?!..
Голос принадлежал Ариелле, хотя еще ни разу он не слышал, чтобы она так кричала. Через мгновение она влетела в зал... Вслед за ней в зал влетел менеджер, – тот самый, который встречал его на входе. Замелькацкий вытаращился...
На Ариелле был брючный костюм, искромсанный ножницами: сквозь разрезы торчало голое тело... Одна штанина была напрочь обрезана чуть ниже щиколотки, низ другой был иссечен на длинные узкие ленты. Костюм, – до того, как над ним издевательски потрудились, – был классического покроя, темный, строгий. В таком – солидной бизнес-леди участвовать в важных переговорах с крупными иностранными партнерами.
– Кретин! – еще раз крикнула Ариелла, оторвала от рукава клок ткани и швырнула им в менеджера.
Тот был как рак красен ... Клок ткани ударился в грудь и упал на пол. Все же что-то заставляло менеджера думать, что перед ним не просто полусумасшедшая хулиганка.
– Это к вам?.. – спросил он Замелькацкого.
Замелькацкий вскочил:
– Ко мне!..
Менеджер, огляделся, и видимо решив, что поскольку зальчик совершенно пуст, и странной гостье не перед кем разрушать репутацию ресторана, быстро вышел, нервно передергивая плечами...
Ариелла подошла к столу, отодвинула стул, уселась, подперев голову руками. Замелькацкий невольно уставился на золотые кольца, некоторые из которых были с большими бриллиантами, – ими были унизаны ее пальцы.
Настроение его успело упасть и было – хуже некуда. Он понял, самые тягостные его предположения сбываются. Но все же он еще на что-то надеялся...
Несмотря на изрезанный костюм, она была тщательно накрашена. Ногти сверкали ярко-красным лаком.
– Ты очень похорошел!.. – произнесла Ариелла. – Стал совсем красавцем!.. Прошла эта ужасная бледность... Тебе больше идет быть розовощеким...
– Что с тобой?
– Какая тебе разница?!.. – вдруг с раздражением воскликнула она. – Что за сушеная каракатица? – она брезгливо уставилась на вздыбленный кверху хвост гигантской креветки, аппетитно обжаренной в гриле...
– Темпура...
Замелькацкий ухватил палочками кусочек кальмара и аппетитно отправил его в рот. После комплимента Ариеллы он немного воспрял. Точнее, он еще отчаянно цеплялся за какую-то надежду...
Прежде Замелькацкий очень много ходил по японским ресторанам и среди своих приятелей слыл знатоком японской кухни.
– Знаешь, темпура – это даже не японское блюдо, а мулька, которую японцы переняли у португальских миссионеров.
– Терпеть не могу всю эту японскую жратву!.. Но отец будет сегодня вечером именно здесь! Что такое сябу-сябу?..
На пороге появилась официантка, увидела Ариеллу, на минутку исчезла и потом подошла к ним, неся в руке массивные папки под кожу, в которых было меню.
– Сябу-сябу в вольном переводе означает нечто вроде «туда-сюда», – принялся отвечать он, от горя едва ворочая языком. – На стол ставится котел с кипящей водой...