Уже и больные замуж повыходили
Шрифт:
Утром Ленка пошла рыбой торговать, а Санька звонит к себе на работу в автоколонну:
– До обеда не ждите. У меня, ребята, сегодня праздник не праздник – в суд иду, с женой развожусь!
В два часа хозяин ему позвонил, а Санька – никакой. Еле языком двигает. Возмущен:
– А че ж вы хотите? Чтоб я с женой надумал разводиться, да еще и на работу шел?!
Ну ладно. А Ленка – вечер – ее нету, ночь – тем более. Санька уж и протрезвел, к Кумовым примчался:
– Мою не видали?
– Вчера, как же, во всей красе, – ехидничала Варя. – Прям хоть на подъезд объявление вешай: по вечерам – стриптиз-шоу, для проживающих – вход бесплатный. Ты, Сань, вроде как Тарзаном
Хиханьки хаханьками, а Ленка пропала.
А дело было перед Восьмым марта. И вот очевидцы рассказывают: в канун праздника в рыбных рядах появляется Санька с шикарным букетом роз и публично супруге приносит извинения. Вроде бы даже подстелил газетку и опустился на одно колено. Говорит: «Елена Ивановна, день-два селедка и без вас проживет, позвольте вас пригласить в местный бар „Сказка“, чтобы в культурной обстановке покалякать о том о сем».Ну Ленка чуть пококетничала (другие-то бабы от зависти сгорали, редко кому муж на праздник бурьянину какую принесет, не говоря уж о благородных растениях), а потом снизошла до мужниных ухаживаний.
Посидели они долгехонько в «Сказке», Саня нанял частника, тот их чертом к подъезду домчал. Галантный супруг выскочил, переднюю дверку с поклоном открыл, Ленка оттуда долго выбирается, чтоб весь дом видел: совет да любовь. Кумовы, понятное дело, тоже к окну прилипли. Санька Ленке руку подал, и они важно, с розовым кустом, в подъезд вплыли.
– Видал? – толкнула Варя под бок Никанорыча. – Учись интеллигентному обхождению. Всю жизнь я с тобой прожила, хоть бы раз ты меня так в дом завел!
Покорный Никанорыч только вздохнул тяжко. Жена пилит – муж крепчает...
Коты помойные
Через мужиков, а именно через Петю Булякина, и пошла вся Люсина жизнь наперекосяк. И Люся свой горький опыт не скрывает (она человек откровенный), а несет в массы. Встретила знакомую в очереди – платили за телефон, та ей: «Ой, Света моя замуж собралась. Боря еще учится, но не буду перебивать, пусть молодые семью создают, гнездышко вьют!»
Люся сразу ее остудила:
– А жить они где будут?
– У нас пока... Где ж еще... Снимать – дорого, оба студенты...
– Вы что ж, его и прописывать собрались?! – Люся даже вскрикнула от такой глупости.
– А как же, – потупила взор знакомая.
– Да он в семью втереться хочет! – вскипела Люся. – Жизни не знаете! Где вы его нашли? Из хутора какого приехал? (Кипряны – город небольшой, а все ж таки не деревня спитая, депрессивная.) Мужики – это аферисты, так и шнырют, к кому пристроиться. Оберет вас и ноги вытрет. Попомни мои слова – нынче мужиков нет, есть коты помойные! Вон у меня...
Тут Люся хотела перейти к примерам из личной жизни, но утренняя бодрая очередь (в Кипрянах народ встает рано) зашумела как бор в непогоду. «Правильно говорит!», «Ой, ну не все ж такие. Вон, у меня дочка вышла, слава богу, нормальный парень!», «Повезло... Исключение... Инопланетянин...», «Они сбегаются и разбегаются, а родителям беда», «И так можно пожить, без прописки», «Дураков нынче нету, за так он тебе и стакан воды не подаст», «Мужик не перетрудится, где можно, на бабе выедет»... Очередь немалая – человек пятнадцать (в Кипрянах любят мелкие клерки копить народ у окошек – а как еще власть свою покажешь?), и почти вся – женская. И лишь в самом хвосте один мужичонка затерся – маленький, дробненький (сразу видно – подкаблучник). Костюмишко на нем заношенный, штаненки коротковатые – небось после стирки сели. На носу очечки. Когда бабья буча началась, он голову в плечи втянул, глазенками – зырк, зырк! А че, в Кипрянах народ горячий, в выражениях не стесняется. И в жестах, кстати, тоже – такое тебе, в случае чего, могут показать! Не скоро забудешь...Возмущенная Люся ехала домой на маршрутке. Между прочим, в женском окружении – только водитель был мужчина, а кругом – бабье. А водитель после сбора денег включил песни про тюремную жизнь – вот вам и вся романтика, вроде бы как пассажирки – подельницы. И никто не вякнул – девицы молодые уши плеерами залепили, женщины постарше, предпенсионные, насупились. Ну Люся и тут не стерпела: «Мужчина-а-а! Если вы мужчина, конечно-а-а. Мне ваши песни не нравятся, я матов за свою жизнь и так наслушалась. Мне за свои деньги что-нибудь покультурней включите!» Водитель забухтел себе под нос, но музыку убрал. Дальше в гнетущей тишине поехали. Видишь как, обиделся! Им, даже и нашкодившим, подавай ласку и расположение. А за что, спрашивается?!
А у Люси почему было такое настроение раздраженное? Из-за бывшего мужа, Пети Булякина. Три года назад он ее бросил, нашел лучшую – Марину-фельдшерицу. Ой, ну суды эти, рассуды, пересуды – позорище страшное, лучше и не вспоминать. И что обидно – ушел Петя в соседний дом – окна в окна жили. Марина, между прочим, на два года его старше. Петя выдал Люсе, когда они разводились: «Я с ней за одну ночь испытал больше, чем с тобой за девятнадцать лет!» Черт-те что уж она с ним делала! А Люся ему говорила: «Погоди! Знаем мы, чем такая любовь кончается!» – И показывала ему знаменитые кипрянские жесты.
Как в воду глядела – Марина с него высосала все и выгнала. Первый год Петя купил ей мягкий уголок, второй – телевизор, третий – кухню польскую, и все это время неродному сыну хату за городом обкладывал кирпичом и газ подводил (а свои дети – побоку).А как сделал все, она ему сказала: «Пока!» Тем более, что Петя че-то расщедрился и дочери отвалил денег на подготовительные курсы. Марина его и выгнала, а соседкам объясняла: «Зачем он мне нужен, все из дому несет! На какой ляд?»
Вот тебе и одна ночь! Петя – мужик работящий, но напивается смертельно – в Люсину бытность и на улицах валялся, и шапку с него спящего снимали, и штаны, и ботинки. Кому это понравится?! Дура Люся терпела девятнадцать лет, а Марина-искусница – три года.
Хорошо, хватило у премудрого ума сразу после развода отсуженные у Люси деньги вложить в новострой. Марина его выгнала, а тут и дом сдали. Хоть свой угол есть, а то бы назад пришел! Люсе такого счастья не надо – отвыкла, никто нервы не треплет.
А все же жалко его – какой-никакой, а детям отец. Люся посылала сына (дочь на учебе, в области): «Пойди глянь, как он там!» Булякинская порода, набычился и не пошел – упертый! Ладно, взяла Шурку-куму и двинули они к Пете в гости, на новоселье. Одна Люся не пошла, чтобы не болтали – вот, мол, Марина выгнала, пошла подбирать. Так, из интереса, из сочувствия решила сходить.
Пришли. Дом новый, одни стены, кое у кого и двери есть. Петя, конечно, выпивши был. Сразу стал в позу: «Явились? А я вас угощать не собираюсь». (А чем угощать?! Кругом один цемент, спит на досках. Окно расплющенными картонными ящиками прикрыто.)
Шурка, как услыхала такие речи, за сердце схватилась:
– Петя, Петя, мы ж не за этим пришли!
А Люся горько добавила:– До чего ты дошел! У меня в подвале лучше, чем у тебя в квартире!..
Ну, тут Петя стал молча угощение на «стол» (еще один картонный ящик) собирать. Выставил водку, минералку и стаканчик пластиковый – один на троих. Холодильник у него стоит (старый, «Саратов»). Достал из него колбасы и ровно три кусочка отрезал.