Узнай себя
Шрифт:
1.6.1989
Простор полей совхоза — бурьян, грязные сады, больные коровы. Злая черная мать, браня старшую женщину сыну, спускается к грязному заросшему ручью мыть громадные полотнища толстой пленки, где-то добытой. Разбитый хутор старой мощной кладки. Минводхоз хотел все затоплять, ошибся, растратился, раздумал. Не смотри апокалиптически: это здесь длится долго. Руки, ноги перебиты. Худощавый тракторист на огромном тракторе с гигантским прицепом дисковой бороны привез из леса несколько березовых жердей. Его жена, черная, сильная, рябая, потная водительница грузовика, помогает тащить. Техника несется большей частью пустая по битым или недостроенным дорогам. Смотри в корень: хозяин края, властный М., коварен, хитер, все держит в руках, душит себя, отчитывается и получает премии за гектары кукурузы. Поди подступись. — Но какие просторы, какие холмы.
19.8.1989
Они всё упускают, потом посылают вдогонку упущенному горечь о нем. С другой стороны, не упустить вроде бы вообще невозможно? Как бы не так. Вкус добродетели, добротности слышится сразу и безошибочно. Передовица Известий: «до каких пор терпеть бесхозяйственность». В тысячный раз. Это призыв: спокойно безобразьте, везде так. Цифры роста преступности в сущности служат тому же. Нам на пользу не идет. Единственно что-то делается только в твоем решении, в ощутимом поступке твоем, в выборе сердца, который осязаем. — Подъехав к дому, шестеро или семеро «молодых», собственно стая бешеных волков. Спроси однако где зло, в них или в моей неспособности с сочувствием глянуть им в глаза. Без ужаса и осуждения не могу, сразу напрашивается драка. Пушкинский упрек нашим покорителям Кавказа: вместо полков бы лучше миссионеры. В Кении убит восьмидесятилетний защитник слонов; он идет на экране среди животных, грозит палкой сунувшемуся к нему льву, разбирает следы убитого слона. Убит в поселке. Десять лет назад была убита его молодая жена. Смерть Христа. Единственно достойная человека. Смерть Сократа. Голубь и змея. Согласись. На земле орудует злой палач, ты не признаешь его власти, возмущен им и идешь под топор все равно, сам имея топор, острый как бритва, даже два, под рукой. Да, зло царит, но попробуй взглянуть, где. Оно в тебе же и есть, ты видел во сне, однажды наяву.
22.8.1989
Август 1914, фото. Здоровые молодцы, красавцы, неприкаянные, беспризорные. Беспризорная Россия. Верность государю, государь же ничто. Как поставлены на караул неведомо кем к пустоте Как масло, которое можно и нужно резать. Руководящая цель выдохлась, поблекла. Добрые скучающие люди, уже подмываемые неведомыми потоками. Эти честные глаза, умы, открытые лица слишком наивны, наивность эта ложная, они уже успели упустить единственно важное. Вера стала для них обрядом и оставила в душе пустоту. На душу поэтому мог заявить права кто угодно. И чем безвольнее они отстранялись от себя, тем дичее, невегласнее, беспомощнее был тот, кто заявил права. Ему осталось только дерзать и нагличать. Великая расхлябанность, с чем-то затаившимся в темноте и очень далеким.
31.8.1989
Коммунизм отдал себя в наем идее, чья чистогане терпела леса, сытости, женщин. Разум сведения леса, якобы для новых городов, для освоения полей, был уже вторичный, подыскан задним числом для раннего недовольства лесом- зачем шумит, о чем. Не нашлось терпения к тому что подсказывают сами вещи. Русский гнозис.
8.9.1989
Мы земные существа, когда поем и плачем, нам делается легче, хотя ничего в нашем состоянии от этого вроде бы не меняется. Подумай о злых: они хотят мучить, жечь, чтобы восстановить какую-то жуткую гротескную правду, — собственно, сделать услугу человеку, вернуть его от сна к яви Так волк режет больного оленя.
21.9.1989
Ты стоял смотрел среди выстуженной поляны на полную луну, пытаешься понять Россию. Она такая от несказанной тоски. Потом ты понял что дело не в том чтобы ее понять, скажем, отмыслив от нее бандитов и хулиганов. Дело в том чтобы здесь сейчас в ней глядеть на луну и проходить через все, через что проходит человек в таком случае. И точно так же: что бы где ты ни говорил, думай только о деле, слова — дела. Не спрашивай разрешения: дескать, Россия такая, так сложилась и потому она не разрешит то, другое. Раньше чем разрешит — то, что есть, уже есть. Только кажется что все запугано. Одергиваешь и проверяешь себя прежде всего ты сам. Узнай себя.
13.10.1989
Самая хитрая ловушка — возмутиться состоянием соплеменников и начать их обличать, воспитывать. Пусть кажешься себе беспочвенным, но не страшись оторваться, быть один. Нацию все равно будут потом судить только по одиночкам.
21.10.1989
Земля балансирует на краю. Человек тайком давит, жмет, испытывает терпение: бог, мы тебе прищемили хвост, неужели не больно? Прищемим еще. Странно, громилы такие страшные, а ведь они громят только потому что крепко верят фантомам мира. Мы, робкие, на самом деле смелее, потому что им не верим. Они бунтуют против оскорбительного бога тирана, но кто им велел сначала в такого поверить. Громила давит и давит, ему кажется что уже он разваливает стены своей тюрьмы. Так звезды взорвавшись яростно жгут всё, восставшие демоны, ярясь. И впустую. Им той же мерой мерится. Тогда они смирнеют, терпеливо несут службу. Мудрость просыпается в них и расширяет их до границ мира Замершие, хотят они только слушать и слушать вечность.
28.10.1989
Ты назвал бы время «интересным», как седой трагичный старик назвал бы интересными подаренные ему игрушки, куклы, паровозики, да и не просто подаренные, а «дай дедушка пока твои книжки и твои документы и твои письма и твои фото».
29.10.1989
Что редко можно видеть, так это стыда у продавщиц, они забавно смотрят на человеческое стадо, просиживают целый день в лени и беседах. Ждут иностранца. Не просто всякого: ближние иностранцы, скупающие последние часы, еще не то; ждут хорошего, верного, наивного, богатого иностранца, воспитанного, уверенного в своих намерениях купить, твердого. К своему, загнанному, некрасивому только равнодушие в лучшем случае. Впрочем, никто не знает, что делается на дне сердца. — Всё сделано из тонкого железа и наспех. Испытывают терпение Бориса и Глеба. Но ведь Борис и Глеб молились даровать им мученичество от брата и такого же христианина как они. Так сказать, игра в поддавки. Опасная вещь.
16.11.1989
Тебе снится отрывок из радиопередачи: «…А по ним с грохотом пройдут стрелковые подразделения Православной церкви Советского Союза».
3.2.1990
Опасная пустота сейчас открылась перед человеком, нет цели, она будет обязательно заполнена. Вина не власти, а человека, который привык ждать, брать смысл, вещи. Может быть это происходит не только у нас, а вообще в воздухе. В Париже Аверинцев для журнала Юнеско говорил о новом человеке, сверхгедонисте и механическом: новый секс так не похож на страсти наших родителей, как машина на лошадь.
Может ли торговый интерес заполнить пустоту? Природа не любит пустоты. Ты увидел эту пустоту, и всё, достаточно. Рассуждать об этом нечего.
15.2.1990
Много лжи, подстановки. Люди несут как обезумевшие от страха и ярости. Честнее быть нигде, глядеть на яркое солнце или ясную луну, луну на спокойном небе, солнце между близкими кромками облаков с северо–запада, из которых вдруг густой снег. Правда Скандинавии. Честнее — так рыхло распасться. Спать, чтобы выспаться от дел до пустоты и страшного Прокофьева. Виктория Токарева меня подвела, подрисовала. Цветаева — нет. Но она очень недалекая, из-за этого треплет крылья. Слишком много зависимости от последнего раздражения. Утром, вместо протрезвления после сна, тебе мерещится манящий шлейф бога. Какой он красивый! как до него далеко! как он быстро движется! как не приседает к людям!
12.3.1990
«Всё уносилось прочь, осталась светящаяся точка (или восклицательный знак)». По–моему, это и верно замечено, и точно и необычно сказано («восклицательный знак»). «Но что толку!» Так все настоящие встречи: от них нет толку, но они единственное, что остается от жизни и что связывает с жизнью. Она по существу состоит из таких ускользающих моментов. Они настоящий опыт. Нет смысла его «обозначать»; это не получится, это дано одному здесь и теперь, никто в мире этого не знал и никогда не объяснит, тут настоящие моменты истории человечества Раньше такие вещи назывались мистическим опытом. Это редкий дар, требующий в ответ большого труда, «Мир как есть». Я это называл такостью мира, она необъяснима, несомненно только одно, что она именно такая. Бессмысленная она или не бессмысленная, это второй вопрос, косвенно относящийся к делу. Дело здесь в неповторимости события, которое хочет через нас быть и будет, если только у нас хватит сил его вынести (во всех смыслах).