Узник Гуантанамо
Шрифт:
– Не стрелять!
Там были видны жмущиеся по углам фигурки заложников. Вихрем влетев в торговый зал, Артем на миг ослеп. Этого мгновения хватило, чтобы откуда-то сбоку рубанула короткая очередь и приклад «калаша» Тарасова разлетелся в щепки, вылетел из рук.
Тарасов упал, перекатился, перехватывая штык-нож из «разгрузки». Загрохотал вражеский автомат, прочертив пол рваным пунктиром. В лужах крови лежали убитые. Живые, оцепенев, расширенными глазами смотрели на картину побоища. Оставшийся в живых террорист вскинул автомат, и Артем понял, что не зря предупреждал Белорыбина насчет…
Эту секунду, растянувшуюся на вечность, майор Тарасов будет вспоминать до конца своих дней. Черный глазок «калашникова» пристально смотрел ему в лицо. Говорят, что в последнюю секунду перед умирающим проносится, как в ускоренной съемке, вся его уже случившаяся жизнь. Ни черта перед глазами Артема не пронеслось – только вспомнился почему-то убитый тогда в Гуантанамо талиб, который кричал: «Уходи, хороший русский!» Сейчас грязный толстый палец сделает легкое, едва заметное со стороны движение, и пуля за тысячную долю секунды преодолеет эти три посмертных метра…
«Калашников» сухо щелкнул. Тип в зелено-бурой балаклаве вздрогнул всем телом и сделал шаг назад.
Мелькнула за ними каштановая прядка и ворот знакомой куртки. Раздался яростный женский крик, похожий на кошачье мяуканье. Даша прыгнула на спину буроголовому. Тот легко стряхнул ее и ткнул в лицо растопыренной ладонью.
Артем вскочил на ноги и метнул штык-нож. Четыреста пятьдесят граммов славного сталистого сплава, набрав скорость, врубились под горло террористу, сшибли с ног, и фонтан крови, стрельнувший вверх, был доказательством точного попадания.
Все еще не веря своим глазам, Тарасов подбежал к Даше, подхватил ее на руки, прижал к груди.
– Что с тобой?! – затряс Артем Дашу, а та ревела, закрыв лицо руками.
Пронесшись галопом через зал, бойцы шуровали в боковых коридорах, окончательно зачищая «Лебедушку».
– Где у тебя болит?! Где?! – злобно кричал Тарасов, пытаясь разжать узкие ладошки.
– Посади меня на пол! Посади, пожалуйста! – ревела, как маленькая, Даша.
Артем бережно усадил девушку и встал рядом на колени, ощупывая ее руки и ноги.
– Уйди от меня, дурак! – заорала Даша.
– Почему?! – опешил Тарасов.
– Потому что я описалась! – в сердцах выпалила девушка и снова ударилась в рев.
Артем гладил ее по волосам и зло зыркал по сторонам.
– А еще, я кольцо твое потеряла! – провизжала Даша. – Оно большое для моего пальца было, понял?!
Артем свалился на пол и, не в силах сдержаться, захохотал. И хотя обстановка провонявшего порохом и кровью зала, где громоздились тела убитых, для того никак не подходила, он ржал долго, сдернув с головы каску и утирая выступающие на глазах слезы рукавом камуфляжа.
На улице вразнобой голосили сирены и раздавались резкие команды.
Вбежавший следом за последними бойцами Белорыбин озабоченно остановился рядом с Тарасовым и веско проговорил:
– Тема, успокойся. И оружие сдай…
– Да ты не понял ничего, Саня! – давясь смехом, воскликнул Артем.
Лицо Белорыбина светилось отстраненной решимостью:
– Встать! Сдать оружие! – крикнул он.
Тарасов медленно поднялся. Смеяться он перестал, и на его лице сильнее обозначились скулы.
– Я что-то не понял тебя, Саня… Ты думаешь, я поплыл?! Меня просто девушка рассмешила… Тебе самому баиньки не пора?
– Я прошу, Артем. Пока прошу, – раздельно проговорил Белорыбин. За его спиной выросли два бойца из третьего, любимого комбатовского взвода.
– Автомат пришел в негодность в результате боевых действий, – сверля майора взглядом, ответил Тарасов. – Придется акт на списание составить. А твои разговорчики мне не нравятся…
– Взять его! – резко скомандовал Белорыбин и повернулся к Артему спиной.
Бойцы смотрели выжидательно. Тарасов пожал плечами: устраивать рукопашное шоу и кровавить морды своим ему сейчас не хотелось. Другого желал сейчас Артем: усадить Дашу на батарею, чуток подсушить ее подмокшие джинсы и увести куда-нибудь подальше отсюда. Увести домой – и не приставать с идиотскими расспросами и суетливыми поцелуями, а уложить в постель, подоткнуть ей под бока одеяло и посидеть рядом, пока не уснет…
– Пошли, что ли, – кивнул Тарасов мнущимся бойцам.
Мимо них пронеслись медики со стонущей на носиках пузатой теткой. Вверх по лестнице торопились полицейские чины в необъятных фуражках. Внизу, щурясь от света фотовспышек, менты осторожно теснили жадных до сенсаций журналистов.
Когда проходили мимо машин, под ноги нырнул типчик в клетчатой кепке, за плечом которого маячил сумрачный оператор с видеокамерой на плече.
– Несколько слов для программы «Впервые утром»! – зачастил типчик и сказал в камеру: – Участник штурма готов поделиться впечатлениями от увиденного…
– Это задержанный, – перебил один из сопровождавших Артема бойцов. – Ему нельзя говорить…
– Террорист?! – даже взвизгнул от возбуждения журналист и снова затарахтел в камеру: – Нам удастся услышать уникальное свидетельство о теракте в «Лебедушке» из первых, так сказать, рук…
Тарасов прошагал мимо, а на типчика уже насели два мордастых полицейских, прогоняя журналюгу за оцепление.
Задняя дверца командирского «газика» распахнулась, и знакомый голос произнес:
– Здравствуй, здравствуй, герой… Ну, садись, по городу прокатимся…
Охотничий домик в ближнем Подмосковье переполнял дразнящий запах жареной дичи. Двое мужчин, лысоватый и губастый, удобно расположились в низких креслах, устеленных косматыми шкурами, и негромко беседовали.