Узник ночи
Шрифт:
Здесь не было линолеума. На полу лежал толстый ворсистый ковер…
– Фрески, - сказала она, поворачивая фонарь.
Огромный сад с фонтаном в центре, птицами в полете и клумбами, полными цветов, украшал гладкую штукатурку, очевидно, нарисованный кем-то, кто хорошо знал свое дело. И как будто это был не рисунок художника, а скорее живописное окно, или, возможно, открытая арка, выходящая на улицу, по бокам этого произведения искусства висели шторы, и сейчас полосы солнечно-желтого дамаста были отодвинуты, чтобы не закрывать «вид».
Воплощение
Это было похоже на счет о фальшивых товарах, который Даавос продавал своей пастве.
– Ты хочешь ненаглядную Чэйлена?
– спросил Дюран.
– Вот она.
Она развернулась и опустила фонарь, чтобы не ослепить его. Дюран стоял у кровати рядом с ящиком в виде витрины, вмонтированным в стену.
Когда Амари приблизилась, она сосредоточилась на том, что он освещал. За стеклом что-то лежало... что-то светящееся.
– Жемчужина? – выдохнула она. Потом она вспомнила дряхлое тело Завоевателя на троне.
– Конечно. Спереди на короне Чэйлена была пустая оправа - вот что в нее входило.
– Даавос был не просто духовным лидером, он был хорошим бизнесменом, оптовым торговцем наркотиками, а Чэйлен был посредником в торговле героином и кокаином, доставляя товар на улицу после того, как мой отец ввозил его в страну. Я слышал, когда был в воздуховодах, как они говорили о сделках по телефону. Отгрузки. Поставки. Чтобы играть с крупными зарубежными контактами, нужны были наличные, а у Даавоса была ликвидность благодаря тому, что его паства передавала ему свои мирские блага. У них с Чэйленом было выгодное партнерство, пока не возникла какая-то двойная игра. В отместку мой отец проник в крепость Чэйлена и забрал то, что мужчина любил больше всего. Жемчужину. Как мой отец это сделал, я понятия не имею.
Дюран сжал кулак и ударил по стеклу, разбив хрупкий барьер. Протянув руку, он взял жемчужину и передал ей, как будто бесценное создание устриц ничего не стоило.
Для него, наверное, так и было.
Когда она ощутила прохладу драгоценности в своей ладони, ей показалось, что она держит в руке жизнь брата.
«Ни за что не потеряю», - подумала она, упрятывая ее в обтягивающий спортивный бюстгальтер.
– Я думаю, - сказал Дюран, осматривая фонариком одно из других «окон», - что мой отец предполагал убить двух зайцев одним выстрелом, когда оставил меня у двери Чэйлена…
Внезапно в дальнем углу вспыхнула полоска света, похожая на ту, что можно увидеть из-под двери. Как будто снаружи была еще одна комната..., и кто-то там только что щелкнул выключателем.
– Оставайся здесь, - приказал Дюран, когда они оба повернулись в ту сторону и он выключил фонарик.
Когда спальня погрузилась в темноту, Амари не стала с ним спорить, хотя и не потому, что собиралась следовать его правилам. Вместо этого она снова достала пистолет и приготовилась бежать за ним.
– Выключи свет, - прошептал он, не оборачиваясь.
– И они не увидят тебя, когда я открою дверь. И отойди
Хороший совет, подумала она, выключая фонарик. Лучше оставаться в тени как можно дольше, прежде чем они бросятся в другую комнату.
Чтобы уйти с наиболее вероятного пути освещения, она отступила на несколько футов, прижимаясь к стене. Затем она затаила дыхание, когда Дюран приготовился открыть вещи и прыгнуть на того, кто был…
Как только Дюран распахнул дверь и выскочил из спальни, тихий звук за спиной привлек ее внимание.
Она не успела среагировать. Капюшон, закинутый на голову, пах старой шерстью, и прежде чем она успела закричать, тяжелая рука зажала ей рот, пистолет был отобран, а толстая рука обхватила ее за талию.
С жестокой быстротой ее унесли.
Глава 25
КОГДА ДЮРАН РАСПАХНУЛ ДВЕРЬ, он старался держаться с боку на случай если…
В тот момент, когда он уловил запах в воздухе, он ожил, инстинкты взревели, возможности засветили новыми красками. Это был такой же порыв, как после щедрого дара Амари – ее вены, сила и целеустремленность вернулись.
Его отец был еще жив.
Его отец все еще был в комплексе.
Когда глаза Дюрана привыкли к яркому свету, ему захотелось убрать пистолет, чтобы нападение было более личным. Но он держал сороковой наготове на случай, если мужчина вооружен - хотя он не беспокоился ни о ком другом, потому что в воздухе не было других запахов. Даавос был один.
– Отец, - прорычал он, - разве ты не хочешь поприветствовать своего сына?
Дюран огляделся, и все остальное мгновенно перестало иметь значение.
Роскошная прихожая, ведущая в спальню Даавоса, была освобождена от причудливых позолоченных и мягких аксессуаров. В ней был только один предмет мебели.
Койка его мамэн. И на койке... скелет, череп на атласной подушке, чистая простыня, натянутая до ключиц, одеяло, аккуратно сложенное на ногах. Рядом с останками на полу лежали скомканные одеяла. Наполовину съеденный кусок хлеба. Бутылки с водой с этикеткой «Poland Spring». Книга.
Несколько книг.
Дюран споткнулся и упал на колени перед койкой. Волосы его мамэн... ее длинные темные волосы... сохранилась коса, сбоку, перевязанная атласной лентой.
– Мамэн, - прошептал он.
– Я здесь. Я собираюсь вытащить тебя...
Впадины глазниц невидяще смотрели в потолок, а челюсть была прикручена к месту чем-то похожим... на зубную нить. Зубная нить была намотана вокруг челюстного сустава, чтобы держать зубы вместе.
– Прости, мамэн.
– Он откашлялся.
– Я был недостаточно быстр. Я не успел все подготовить. Мне очень жаль.
Боль от того, что он увидел ее останки и почувствовал, что не смог спасти ее, была такой сильной, что он не мог дышать, а потом и зрение затуманилось, когда на глаза навернулись слезы. Опустив голову, он попытался, как и подобает мужчине, быть кем-то сильным. Кем-то, кто достоин любви, которую она так необъяснимо подарила ему.