Узники Алексеевского равелина. Из истории знаменитого каземата
Шрифт:
1 сентября комендант обратился к протоиерею Петропавловского собора Полисадову с следующим предложением: «Основываясь на 963 ст. уст[ава] уг[оловного] суд[опроизводства], прошу Ваше Высокопреподобие приготовить преступника Каракозова к исповеди и св[ятому] причащению, и затем в день приведения в исполнение приговора имеете сопроводить его на место казни, оставаясь при нем, согласно вышеозначенной статьи, до окончательного исполнения приговора». Отец Полисадов попытался уклониться от исполнения этой обязанности. 1 сентября он дал ответ коменданту: «Предписанием от 1 сего сентября за № 152 Вашему Высокопревосходительству благоугодно было возложить на меня обязанность приготовления преступника Каракозова к смертной казни чрез исповедь и св[ятое] причащение и сопровождать его на самое место казни.
Вашему Высокопревосходительству я имел уже честь сообщить от 23 мин[увшего] августа, что духовная консистория, с утверждения Его Высокопреосвященства, назначила для приготовления преступников при совершении казни особых священников, и от Петропавловского собора назначен священник Алексей Шипунов.
Посему долг имею всепокорнейше просить Ваше Высокопревосходительство о дозволении совершить помянутую выше обязанность при преступнике Каракозове священнику А. Шипунову, которому уже своевременно
К сему долг имею присовокупить, что принять к себе Ваше поручение и тем нарушить распоряжение прямого моего начальства я могу лишь в том одном случае, если Каракозов сам пожелает иметь меня своим духовником и спутником на место казни».
Отношение отца Полисадова было оставлено без последствий.
Конечно, не формальные основания были действительным мотивом нежелания Полисадова совершать последнюю требу для Каракозова. Ему было трудно и совестно приготовлять к смерти человека, которого он же пастырским словом уверял в том, что жизнь ему будет сохранена. Что он мог сказать ему в последний час его жизни? Ясно, что встречаться с Каракозовым наедине ему не хотелось.
1 сентября комендант крепости получил следующую бумагу от министра юстиции: «Имею честь уведомить Ваше Высокопревосходительство, что исполнение приговора Верховного уголовного суда о государственном преступнике Дмитрии Каракозове последует 3 сентября, в субботу, в С.-Петербурге на Смоленском поле в 7 часов утра. Об этом сообщено мною вместе с сим с. – петербургскому обер-полицеймейстеру, которому я предложил сделать все нужные для сего распоряжения, согласно установленного в законах порядка, с присовокуплением, что преступник должен быть отправлен из С.-Петербургской крепости на место казни в 6 часов утра». О последовавшем предписании комендант уведомил 2 сентября начальника III Отделения с присовокуплением, что «Каракозов 2 сентября будет переведен из Алексеевского равелина в один из нумеров главной гауптвахты». О[тец] Полисадов 2 сентября был извещен о том, что он в 5 часов утра имеет прибыть к коменданту для сопровождения преступника до места исполнения приговора.
А с. – петербургскому обер-полицеймейстеру 2 же сентября комендант писал:
«Министр юстиции от 1 сентября за № 11081 уведомил меня, что исполнение приговора Верховного уголовного суда о государственном преступнике Дмитрии Каракозове последует завтра, 3 сентября, в 7 часов утра на Смоленском поле, присовокупив, что о сделании всех нужных для сего распоряжений сообщено им Вашему Превосходительству.
Предложив протоиерею Петропавловского собора Полисадову, как духовному отцу преступника Каракозова, сопровождать осужденного до места исполнения приговора, прошу Ваше Превосходительство сделать распоряжение о присылке в крепость 3 сентября к 6 часам утра кареты для протоиерея Полисадова. Что же касается до дрог и арестантской одежды для преступника, то я полагал бы доставить их в крепость сего числа, после пробития вечерней зори, а воинскую стражу и все прочее, необходимое для принятия из крепости Каракозова, – в 5 1/2 часов утра, к которому времени он будет приготовлен».
6
Протоиерей Полисадов посетил Каракозова в течение 2 и 3 сентября не один раз. Надо думать, что, отказываясь вначале от лицезрения Каракозова, с которым он не говорил с 15 мая, Полисадов не ожидал найти значительной перемены в Каракозове; он думал, что опять столкнется с своеобразной волей, которую он не сумел подчинить себе. Но распад духовной личности Каракозова зашел очень далеко: он уже жил в мире видений, слышал голоса и, должно быть, уже не имел собственной воли. Только таким душевным состоянием Каракозова можно объяснить возникновение гнусного измышления лукавого ума священника Полисадова. Он решил исправить впечатление своих, не совсем удачных, первых опытов по склонению Каракозова к признаниям и показать властям, что его пастырское увещевание что-нибудь да значит. Теперь властям не нужны были фактические признания и разоблачения, важно было достижение второй из двух насущных задач следователя и судьи: нужно было привести Каракозова к раскаянию, к отречению от убеждений и дела, к произнесению проклятия всему тому, что было для него до сих пор дорого, чем он жил. Увидав, что Каракозова покинули последние силы, физические и духовные, что теперь приходится иметь дело не с твердой волей, а с распластанным человеком, лукавый лицемер возымел коварную мысль воспользоваться безразличным состоянием обреченного на смерть и подсунуть ему для подписи акт раскаяния, отречения и хулы на святое святых души революционера. Полисадову уже грезился эффект его доклада в сферах о раскаянии Каракозова, раскаянии, которое явилось бы венцом его пастырского ревнования. Полисадов набросал план предсмертного заявления, которое должен был бы под его диктовку написать Каракозов. План этот сохранился [хранится ныне в Рукописном отделении Государственной Публичной библиотеки (собрание бумаг генерала Сорокина)]; мы воспроизводим его полностью, дабы современный читатель мог оценить всю меру гнусности и цинизма отца протоиерея, профессора и проповедника. Этот документ является красноречивым свидетельством пастырского растления и образцом гомилетического блудословия. Вот что, по мысли Полисадова, должен был бы написать Каракозов в свой предсмертный час.
«Помышляя о приближающемся часе смерти моей и что я скоро должен предстать на страшный Суд Божий, я, кроме тайной Исповеди пред духовным Отцом моим, решился для умирения совести моей изложить в сем письменном объяснении последние мои чувствования и слезные просьбы: 1. Я умираю с благодарением к Господу Богу за все Его дары, явленные и на мне, окаянном, с первой минуты моего бытия и доселе. Благодарю Его, в Троице Славимого, что Он благоволил меня призвать от небытия к бытию и образом своим божественным почтил; что Он благоволил родиться мне в вере чистого исповедания и просветиться Св. Крещением в Св. Православной Церкви, которую чту, как матерь мою и спасительницу; что, когда я, после лет детства и невинного отрочества возмужав, отверг доброе и избрал лукавое, Он, премилосердный, не попустил мне погибнуть во грехах моих, суете и преступлении, но через самое сие преступление явил на мне милость свою, даровав мне средство спасения в покаянии и обращении, при содействии отца моего духовного, к вере в Господа нашего Иисуса Христа, умершего за грехи всего мира и воскресшего за наше оправдание. Умираю в вере в Святую и животворящую Троицу и во все истины, возвещаемые Церковью Православною, и во все ее установления. Умираю с надеждою жизни вечныя, которой и да сподобит меня, окаянного, Господь Бог, ради бесценных заслуг Единородного Сына своего Иисуса Христа, пролившего божественную кровь свою и за меня, паче всех человек прегрешившего. 2. Слезно и из глубины кающейся моей души умоляю первее всего Тебя, Всемилостивейший Государь Император, даровать мне, недостойнейшему, Христианское всепрощение в моем неизмеримо тяжком и гнусном преступлении против Твоей Священной Особы; отпустить мне, ради ангельской Твоей доброты, и все мои неправды против Твоего закона и тем возвратить моей совести мир, необходимый в час смертный и в добрый ответ на страшном судище Христовом. Повергаясь к подножию Твоего Престола, яко последний изверг, смиренно исповедую справедливость кары, постигшей меня, как вполне заслужившего не одну, а тысячи смертей. Ах! Как много и тяжко согрешил я против Тебя, помазанник Божий, лучший из царей и людей, воззвавший русский народ к новой жизни Твоими великими делами, которых, увы! я, окаянный, не хотел понять по развращенности ума моего и оценить по злобе сердца моего. Верю, что Твое ангельское сердце помиловало бы и меня, если бы высшая справедливость не потребовала от Тебя явить на мне, изверге, законную Твою правду, но умоляю простить мне в душе Твоей великой христианской, яко первого из грешников против неба, пред Тобою и всеми людьми. 3. Умоляю родителей моих простить меня, злосчастное и непотребное детище свое, моею жизнью и злодеяниями нанесшего им срам, скорбь великую и плач, благословить меня, утешаясь, по крайней мере, последнему к Господу Богу обращению и смерти с христианским приготовлением и напутствием спасительными Тайнами Христовыми. 4. Умоляю всю Цареволюбивую Россию, тяжко оскорбленную моим злодейством против Ее Великого благопромыслительнейшего и милосердного Отца Государя простить меня и благословить на исход из сей жизни. Умоляю духовного отца моего и всех и каждого из русских людей помолиться о моей окаянной душе, да низведена будет на место вечного мучения, но да дарует мне Господь Бог по своей великой милости отраду и успокоение во свете лица своего, простив мне вся вольные и невольные моя согрешения. 5. Прошу со слезами прощения у всех, кого я лично оскорбил, а паче вовлек во грехопадение и преступление, за которые надлежит ответ здесь пред законом и на небе пред Богом. Прошу и молю юных людей не следовать моему злосчастному примеру и внушениям худых людей и развращенных обычаев века сего; умоляю их учиться и искать премудрости высшей, а не земной только, быть сынами церкви православной и искренними верноподданными Самодержавнейшего Государя Александра Николаевича и его Преемников. Стоя уже у отверстой могилы, я вижу, что все здесь суета и крушение духа, что все, человеком замышляемое вне веры в Иисуса Христа и подчинения Богоучрежденной власти, не пользует человеку, а при умножении безверия в уме и развращении в помыслах сердца и деяниях воли греховной ведет к совершенной гибели души и тела. 6. Благодарю отца моего духовного за его ревностное обо мне попечение от самого начала моего заключения и доселе, его обличения, наставления от слова Божия, утешения молитвами со мною и все добро, которое он сделал для спасения окаянной души моей. Благодарю всех, кто заботился обо мне и служил мне, недостойному, во время моего заключения. Пять месяцев этой моей жизни были, как ни худо я ими пользовался, временем моего очищения после жизни, проведенной во грехе, безверии и всякой суете, доведшей меня до преступления, которым исполнилась мера Божия долготерпения и положен предел моей свободе, служившей мне во грех. Прошу всепрощения у гг. членов Комиссии и Верховного суда за то, что я их так много мучил моими лжами, неискренностью и всяческими изворотами для спасения моей злосчастной жизни. Благодарю всех их за их человеколюбивое со мною обращение, а слезы Сиятельного князя Павла Павловича Гагарина, при объявлении мне смертного приговора, тронули меня до глубины души, и я хотел бы собрать их, как бисер драгоценный, чтобы взять их во гроб и самому положить их пред Господом Богом. Благодарю моего защитника за его старание спасти мне жизнь мою окаянную. Видно, Господь судил обо мне иначе, – что мне полезнее и спасительнее умереть с христианскими приготовлениями к жизни вечной, нежели влачить, вместе с жизнью в теле, ярмо греховное. Слава Тебе, Господи, за все и о всем Слава Тебе. Да свершится Твоя святая о мне воля. Спаси и помилуй меня, Сладчайший Иисусе, утешение в смерти моей, Иисусе, живот по смерти моей, Иисусе, надежда на суде Твоем, Иисусе, послание мое. Тогда Иисусе, Сын Божий, помилуй меня, падшее Создание Твое, по великой милости Твоей».
Можно себе представить умопомрачительный эффект такого предсмертного заявления, написанного и подписанного Каракозовым. В своем раскидистом манифесте отец Полисадов роздал всем сестрам по серьгам: кого только в воображении Полисадова не должен был пред смертью благодарить Каракозов, начиная с царя и кончая тюремным сторожем, за их совместные труды по отправлению его в царство небесное.
Но у Полисадова дело сорвалось. Этот соблазнительный проект он предъявил для просмотра коменданту крепости, но инженер-генерал Сорокин, главный тюремщик Каракозова, оказался нравственно выше духовного пастыря. Ему показалась, очевидно, зазорной гнусная развращенность священника. Он не одобрил плана Полисадова и не дал ему ходу. Бумагу Полисадова он положил в свой стол, надписав на ней: «Не следует допустить преступника к руководству». Так и не вышло у отца протоиерея эффектного конца пастырских собеседований.
3 сентября комендант крепости инженер-генерал Сорокин рапортовал его императорскому величеству (№ 159): «Содержавшийся в Алексеевском равелине С.-Петербургской крепости государственный преступник Дмитрий Каракозов сего числа в 5 1/2 часов утра сдан прибывшему за ним конвою для приведения в исполнение над ним приговора Верховного уголовного суда, состоявшегося 31 минувшего августа». Этот рапорт «государь император изволил читать 3 сентября»…
7
В одиночестве заключения измученный Каракозов готовился принять смертный жребий, а за стенами тюрьмы совершалась громоздкая работа «по приведению приговора в исполнение». Контраст между Каракозовым и его палачами покажется фантастически чудовищным, если вчитаться в следующий не использованный еще в литературе документ. Он напечатан в прибавлении к приказу по с. – петербургской полиции от 3 сентября 1866 года.
«3 сентября сего года в 7 часов утра в С.-Петербурге на Смоленском поле приведен будет в исполнение приговор Верховного уголовного суда, постановленный 31 августа 1866 г. о государственном преступнике Дмитрии Каракозове, осужденном за преступное покушение на жизнь священной особы Государя Императора к лишению всех прав состояния и к смертной казни – через повешение.