Узники крепости Бадабера
Шрифт:
Сам не зная для чего, Андрей встал и направился к зеркалу. Увидев свое отражение, он отшатнулся: грязное, заросшее волосом, изможденное лицо, чернота под впалыми глазницами, кровавые прожилки на белках глаз, запекшаяся кровь под носом и разбитыми рас пухшими губами, лоб рассечен, волосы на голове местами прикипели к коже.
«Я ли это? Неужели в две недели можно сделать с человеком такое?
– ужаснулся Андрей.
– А что же будет дальше?».
— Не расстраивайся, - хлопнул по плечу Андрея Варсан, - под- лечим, подкормим… Ну, ладно, иди, а то парни из охраны заждались.
Когда Андрей уже выходил из комнаты, Варсан бросил ему вслед: - Да, вот еще
— Говорят, красавица. Я ее, к сожалению, не видел, но надеюсь познакомиться. Она тоже будет сниматься в телепрограмме.
На предложение американца Андрей отказался. Варсан все таким же бодрым, неунывающим тоном выразил сожаление и на прощание казал:
— Твой отказ — равносилен смерти. Что же, ты выбрал сам. Только учти, азиаты не только разрежут тебя на кусочки, но и заставят принять такие муки, которые Иисус Христос даже представить себе не мог. В глазах афганцев ты — захватчик, к тому же — неверный. Так что, твои муки будут для них наслаждением. Я не запугиваю тебя, но предупреждаю и оставляю шанс: когда смерть будет самым заветным твоим желанием, позови меня.
В тот же день Андрея посетил майор Кудратулла. Оглядев камеру, он, не отнимая от лица носового платка, через который дышал, прогундосил:
— Этому шурави здесь хорошо живется. Переведите его к Юнусу.
— Так он же сегодня…, — начал было переводчик, но майор его оборвал: — Я знаю! Такое соседство как раз для этого упрямого «шурави». Варсан предложил ему хорошую сделку, а он предпочел смерть. Глупый щенок, как и все русские, которых я видел.
Камера, в которую перевели Андрея, была больше прежней. Под самым потолком располагалось узкое, как щель, окошко, зарешеченное толстыми металлическими прутами, над мощной деревянной дверью в металлической сетке ярко горела лампочка.
Андрей огляделся. У стены неподвижно лежал человек со сложенными на груди руками. Его лицо было закрыто серой тряпкой. Подумав, что сокамерник спит, Андрей сел у противоположной стены и погрузился в раздумья. А подумать было над чем. Варсан не шутил, а значит ему предстоит пройти через испытания, а, может, и принять смерть.
«Готов ли я для мученичества? — думал он. — Выдержу ли? И во имя чего все это? Может, Варсан прав и я не герой, а оккупант, и наш приход привел Афганистан к гражданской войне? Уже шестой год гибнут наши товарищи на этой бесплодной земле, на этих серых камнях, на дорогах, перевалах и конца этому не видно… Но я не хочу умирать! Жизнь так прекрасна, и это открываешь для себя только сейчас, когда за плечами стоит смерть. Что же делать? Согласиться на съемку — значит предать товарищей, отречься от всего, чем жил, о чем мечтал, а это означает предать Родину!».
Андрей остановил себя на мысли, что звучит все это как-то по- книжному, не искренне, не откровенно. Даже в мыслях он говорил так, как сказал бы на Комсомольском собрании. Андрей устало смежил веки и расслабился.
«Интересно, гасят когда-нибудь свет? Я просидел в камере немного, а эта чертова лампочка порядком надоела, мешает сосредоточиться, путает мысли…».
Вдруг он себя поймал на том, что сокамерника не слышно.
— Такого быть не может, — с тревогой выкрикнул Андрей и на коленях пополз к лежащему у стены человеку. Он осторожно тронул его руку и в ужасе отпрянул.
«Мертвяк! Меня посадили в одну камеру с покойником! Вот он — первый круг Дантова ада!».
К
Сколько времени Андрей пролежал без сознания, определить не смог, но когда очнулся, трупа в камере не было. У двери стояла чашка с едой и вода. Рвота настолько ослабила организм, что до двери он полз, прикладывая неимоверные усилия. Смог же выпить только воду.
Утром в камеру ввалилось двое бородачей. Подхватив Андрея под руки, они выволокли его во внутренний дворик, в центре которого стояла перекладина. Содрав с плеч халат, бородачи споро привязали за руки Андрея к перекладине и ушли, оставив его одного.
Впервые за более чем двухнедельное пребывание в крепости он оказался на свежем воздухе. Солнышко, по-весеннему теплое и ласковое, нежило своими лучами истерзанное пытками тело Андрея. После подземелья дышалось легко, свободно, казалось, что воздух пьянит. Из-за высокого глиняного дувала доносились голоса. Андрею показалось, что сквозь бормотание на незнакомом языке, прорывается русская речь. Но он тут же отбросил возникшее предположение: откуда здесь взяться русским?
Так он простоял несколько часов. Руки затекли, ноги тоже устали, но на дворике было гораздо лучше, нежели чем в затхлых душных камерах подземелья. Ближе к полудню во дворик пришло несколько мужчин. Среди них выделялся своей внешностью один: большеголовый с разметавшимися черными волосами, жгуче-черными глазами на выкате, жесткой щеточкой усов над узкими бескровными губами» Его лицо можно бы было назвать мужественным, даже красивым, если бы не играющие на скулах желваки да нервно подрагивающие ноздри. Он подошел ближе и, ткнув рукоятью плети Андрею в грудь, на ломаном русском языке спросил:
— Ты знаешь меня, шурави?
Андрей мотнул головой.
— Я — Абдурахман — начальник тюрьмы.
— Комендант, — поправил его Андрей невольно.
— Ты, шурави, будешь меня любит, боятца, молитца Аллах. Я научу тебя Коран и ты станешь мусульманин.
— Но я не хочу быть мусульманином, — возразил Андрей.
«Не хочу» — плохой слово. Не говори так, — Абдурахман погрозил Андрею плеткой. — Сказал «не хочу» — получай плетей. Ты должен всегда говорить «да». Будешь послушен, мал-мала поживешь. А сейчас будем делать мусульманин: об-ре-за-ни-е, — медленно по складам произнес комендант тюрьмы.
Андрей знал, что такое «обрезание», и сжался как мог, как позволяли это сделать цепи. А когда к нему подошел один из пришедших с комендантом людей и в руках у него он увидел блестящий металлический предмет, Андрей закричал:
— Не хочу-у-у!
Ноги были свободны от цепей, и он принялся ими отбиваться от человека в черном, но это продолжалось недолго. Абдурахман пустил в ход плеть с оловянным наконечником, один из ударов пришелся в затылок. Крик оборвался, Андрей дернулся и затих. Человек в черном быстро стянул с несчастного узника штаны, под хохот собравшихся сделал свое дело. Когда Андрей очнулся, его отволокли в камеру и больше до конца дня не трогали.