Узники крепости Бадабера
Шрифт:
Когда от вопросов и разговоров устали и острота встречи схлынула, Сергей отвел Андрея на дощатые нары, указал место и тихо спросил:
— Давай-ка теперь не спеша, подробненько расскажи мне, что с тобой произошло с самого момента пленения. Это очень важно.
Из разговоров с Сергеем и остальными ребятами Андрей уже к концу дня знал, что всего в тюрьме Бадабера содержатся двенадцать человек русских и свыше пятидесяти афганских офицеров и солдат. Афганцев держат в другом подземелье и лишь изредка, во время работ в крепости удается увидеть «достов» — друзей. Раньше русских на работы не водили, но с недавних
— А когда я увижу всех ребят? — поинтересовался Андрей.
Сергей, поняв его нетерпение, с улыбкой ответил:
— Скоро нас выведут во двор на молитву — «намаз» по-ихнему, там всех и увидишь. Но не надейся земляков встретить. Питерских здесь нет, а кроме того, все ребята уже давно в крепости. Так что ты, пока, у нас самый «свежий».
Хотя и принуждал комендант тюрьмы Андрея заучивать суры, но отбивать поклоны Аллаху ему было впервой. Двенадцать русских парней под дулами зенитного пулемета установленного на вышке и направленного в центр двора, и пяти автоматов охранников прославляли Аллаха, выкрикивая «Аллах акбар» и бормоча по примеру охраны что-то себе под нос.
Андрей, между поклонами, внимательно слушал Сергея, говорившего тихо и быстро:
— Вот тот, что слева, со шрамом на лбу — Алексей, кличка Рахимхуда. В Бадабера три года. Парень отчаянной храбрости, владеет каратэ. Рядом с ним — Аркадий — Ибрагим. В крепости тоже три года. Весом был за сто килограмм, ну, а сейчас сам видишь до чего дошел. Тот малыш, — кивнул Сергей в сторону черноволосого крепыша, — из Таджикистана. Он, хотя и невелик росточком, но человек солидный, семейный. Имя ему дали здесь Касым. Вот те двое: Саша и Игорь. Саша — Мухаммад Азиз младший, а Игорь — Мухаммад Азиз старший. В Бадабера с восемьдесят второго года. Парни прошли настоящий ад, но не сломались. Саша — мастер спорта по стрельбе из пистолета, Игоря призвали со второго курса института иностранных языков, знает немного на «фарси». Слева от него светловолосый худой парень — Василий-Василек. У него и глаза будто цветы полевые. Взят в плен в провинции Парван. Здесь назвали его Исламеддином. А вон тот великан — Виктор, он же Юнус по крепостным правилам. У нас недавно. Кормят в тюрьме плохо, но парень силушку еще не растерял. Вот и все, — подытожил Сергей.
— Как все? Здесь же только одиннадцать.
— Ты прав. Двенадцатый — Кананд. Парень не выдержал пыток и сошел с ума. Теперь его редко запускают на эту территорию. Он им больше нужен там, — кивнул Сергей на ворота, — для устрашения новичков.
Уже ночью, лежа рядом с Сергеем, Андрей спросил:
— А почему ты о себе ничего не рассказываешь? Тайна какая или что?
— Да нет, тайны я из своей жизни не делаю. Мне тридцать пять лет. Я — офицер, но это пусть тебя не волнует: плен уравнивает всех.
В Союзе осталась жена, дочь. Когда уходил, моей Дашутке был годик, сейчас уже пять, — дрогнул голосом Сергей. Помолчав, он спросил: — Ответь мне, только честно, как у нас там относятся к пленным, что говорят о нас?
— А ничего! В газетах только подвиги описывают, Героев восхваляют. Судя по прессе, мы бьем душманов почти не неся потерь, а пленных советских солдат вообще быть не может.
— Но мы-то есть! — громко выкрикнул Сергей и осекся, прислушиваясь, не разбудил ли кого. — Мы-то есть, — повторил он шепотом.
— Вы — спросили, я — ответил. Извините, ежели не так, как ожидали.
— Да нет, — сник голосом Сергей, — просто горько все это сознавать. Я-то входил в Афганистан одним из первых. Кровью расплачивались в первые месяцы за бестолковость тех, кто наши судьбы вершил. Входили с оружием, но без патронов. Замполита полка в первый же день… на марше… в лоб. А то еще случай: утром повзводно побежали на зарядку. Как принято в Союзе — полтора километра туда, полтора — обратно. Отбежали на километр за ворота, а там грузовик с тентом стоит. Тент откинули… и из пулемета по голым торсам… Сорок человек за одну зарядку потеряли. Так вот на крови учились.
Помолчали. Сергей дышал тяжело, с подстаныванием на выдохе. Он-то надеялся, что о них на Родине знают, за них борются. Сергей делал скидку на неосведомленность Андрея, но все равно, то, что он услышал, действовало угнетающе.
«Такая огромная страна, такая могучая держава! Почему же ты так бросаешься самым дорогим — своими сыновьями?!».
Ощутив на предплечье руку Андрея, Сергей понял, что ему сопереживают и от того стало как-то легче дышать. Наложив ладонь на кисть своего младшего товарища, он тихо сказал:
— Спасибо тебе, Андрей! Мы все здесь — одна семья. Будь и ты нам братом. А сейчас у меня есть предложение: давай-ка поспим немного, а то скоро поднимут… Да, вот еще что, у нас здесь все на «ты», независимо от возраста и звания.
Из камер выгнали рано. Рассвет еще чуть забрезжил, а тюремщики уже загремели задвижками, зазвенели ключами. Пришли грузовики с оружием. Разгрузкой руководил сам комендант тюрьмы Абдурахман. Но как ни старался, как ни хлестал плетью по спинам пленников, поторапливая, дело двигалось медленно. И тогда, в нарушение инструкции, рядом с русскими выгнали работать и афганцев. Были они все смуглые, черноволосые и черноглазые, менее истощенные и, по виду, менее подвергающиеся истязаниям. Одеты в такие же, как и у шурави, длиннополые серые рубахи и штаны.
Андрей, также как и все, надрываясь над тяжелыми ящиками с артиллерийскими снарядами, тем не менее заметил, что вокруг него идет какая-то тщательно скрываемая, незримая для охраны работа. Вот один из афганцев, низенький и юркий, подошел к машине, из кузова которой подавал ящики подходившим русским парням Сергей. Они о чем-то быстро переговорили, и афганец потащил ящик в склад. Но в следующий раз он уже подошел к машине, в которой работали его товарищи, а еще в очередной раз «шустряк» был уже у третьей машины. Точно также двигался от машины к машине Игорь, говоривший на «фарси».
Абдурахман, в сопровождении здоровенного лысого охранника, прохаживался между работающими пленными, наблюдая за разгрузкой. Вот он подошел к машине, в кузове которой стоял Сергей и, постучав рукоятью плети, с которой никогда не расставался, по борту, крикнул:
— Эй, Абдул Рахман! Плохо шурави работают. Еле-еле ноги передвигают!
Сергей, гремя цепями на ногах, спрыгнул с машины и бодро, но без особого подобострастия, доложил:
— Едят мало, работают много, от того и сил нет.