Узоры на коже
Шрифт:
— Бывает, — говорит друг, а я спиной чувствую его взгляд.
— Да всё со мной хорошо, правда, — спешу успокоить его, не оборачиваясь. Знаю, что он будет за меня волноваться, забьёт себе мозг и сердце ненужными тревогами. Знаем, плавали. — Просто я понял сегодня, что до чёртиков устал. Хочется отдохнуть, поехать на озеро: рыбачить, валяться в траве, писать незамысловатые пейзажи…
— Эка тебя растащило, — улыбается Роджер, но заметно расслабляется. — Давно я тебя таким не видел. Да никогда я тебя таким не видел!
Я смеюсь, а
— А теперь колись, почему тебя хандра одолела, — спрашивает, раскрасневшись и восстанавливая дыхание. — Что-то же случилось, потому что буквально недавно ты был прямо огурчик свежесорванный, а сейчас на кусок мокрой тряпки похож. И только не нужно мне говорить об усталости, со мной этот номер не прокатит.
Вот же гад, ничего от него не скрыть.
— В сущности, всё нормально, — начинаю, пытаясь придумать, какими словами обо всём рассказать, потом плюю на это дело и начинаю так, как на язык ложится: — Вчера ко мне в мастерскую ворвались две барышни…
— С пистолетами, в масках? — перебивает Роджер, присаживаясь на табуретку возле стола.
— Нет, не выдумывай, ничего такого, просто немного выпившие. Вернее, одна почти трезвая, а вторая мертвецки пьяная.
Роджер вопросительно заламывает бровь, ожидая продолжения рассказа.
— В общем, пьяница вырубилась в моём кресле, ещё и храпела заливисто, — смеюсь, вспомнив Асю, — а вторая осталась в студии…
— И? По глазам вижу, что она тебе понравился, — ухмыляется, поднимаясь на ноги. — Пиво есть? Раз не едем никуда, хоть горло промочу.
Киваю, и Роджер идёт к полупустому ящику в углу. Пара мгновений и он возвращается на место.
Я рассказываю ему, как красива Полина и как завёлся, только оказавшись с ней рядом. О моём "преследовании", заборе и разорванных штанах. И о том, как чуть не изнасиловал её у того чёртового дерева. И ведь взял бы её, как пить дать, да только потом сам себе противен бы стал. Потому что при всей своей отзывчивости в тот момент, Поля была явно не готова к моему нахрапу.
— Но если бы ты только знал, как тяжело было остановиться, — втягиваю носом воздух, сжимая кулаки. Только от одного воспоминания о том, как жарко она отвечала на мой поцелуй, внутри сжимается тугой узел.
— Видать, и правда хороша девчонка, — замечает Роджер, искоса глядя на меня. — Раз тебя так растащило, приятель.
— Если бы ты только видел, насколько.
— Ну, я многих видел, красивыми девушками меня не удивишь.
Мы замолкаем, а Роджер продолжает хлебать своё пиво, глядя в окно.
— И что? Когда свидание?
Смотрю на настенные часы. Всего шесть вечера, а казалось, что прошло уже по меньшей мере трое суток.
— Сейчас и поеду, — выдаю, хотя до этой секунды даже не задумывался об этом, но понимаю, что если не увижу её ещё хоть раз, никогда себе не прощу. — Чего тянуть?
— Молодец, — одобрительно кивает и отворачивается,
— Ну, мотать сопли на кулак явно не мой метод, — улыбаюсь, но вдруг в памяти всплывает разговор с тётей Зиной. Настроение вмиг портится, потому что точно знаю: она не отстанет, пока не перетягает ко мне всех своих «хороших девочек».
Я бы мог послать её, нагрубить, отказаться наотрез, да только слишком многое она сделала для меня, чтобы так себя вести.
— Тут ещё такое дело, — начинаю, потому что мне нужно это с кем-то обсудить.
Роджер вопросительно поднимает рыжую бровь, явно удивлённый тем, что я ещё не всё ему рассказал.
— Что-то ещё случилось?
— Вроде того…
И пересказываю ему утренний разговор с соседкой, и по мере того, как приближаюсь к финалу, Роджер улыбается всё шире и в итоге смеётся. Нет, он не смеётся, он ржёт, словно жеребец полковой.
— Собака бешеная, — говорю, хлопая его по спине, когда он начинает кашлять от смеха, багровея лицом, что даже веснушек не видно. — Я думал, ты приличный человек, друг, а ты…
— Ладно, чего ты? Но это и правда дико смешно, — улыбается, утирая слёзы. — Вот женят тебя на хозяйственной Марусе, будешь знать, как по бабам шастать и всяких девушек к деревьям прислонять. Всё, окольцуют тебя, как пить дать окольцуют. Будешь баклажаны выращивать на даче, картошку окучивать, в супермаркет раз в неделю ездить, машину купишь, чтобы спиногрызов по кружкам и секциям возить…
От нарисованной Роджером перспективы тошнота подкатывает к горлу. Нет уж, только не это. Если и женюсь когда-нибудь, так точно не для всего этого.
— Отобьюсь, — машу рукой и достаю и для себя бутылку пива. Вопросительно смотрю на Роджера, тот кивает, и беру вторую для него. — Вообще, возьму отпуск, повешу замок на студию и уеду на лето в загородный дом. Надоело всё.
— Тоже дело, а мы будем к тебе на выходные приезжать, проведывать. Посадишь помидоры, редьку, будешь с лейкой ходить в соломенной шляпе, чтобы лысину не непекло. Осенью вернёшься: румяный, бодрый, отдохнувший и с полным подвалом косервации. Красота!
— Издеваешься, оракул? — хлопаю его по плечу, от чего Роджер морщится, но улыбаться не перестаёт. — Дались тебе эти фрукты-овощи. Сам свою редиску сажай, агроном недоделанный.
— А если серьёзно, хорошая идея, нервы восстанавливать лучше всего на свежем воздухе, а ты в последнее время слишком много работал, чтобы это прошло бесследно. Только как студия? Заказы?
— Разберусь, — отмахиваюсь. — Что-нибудь придумаю. Давно пора уже второго мастера нанимать.
Роджер одобрительно кивает, а я мыслями уже далеко. Сейчас мне хочется поехать к Полине, снова посмотреть на неё, почувствовать умопомрачительный аромат, исходящий от её волос, дотронуться до нежной кожи. И поцеловать.