Узы любви
Шрифт:
— Я чувствую себя немного как девочка в этом платье.
— Немного, учитывая твою внешность, — согласился он. — Но ты в нем прехорошенькая. Вырез прекрасно открывает твою прелестную грудь.
Она покраснела, ее пробрала дрожь.
— Боюсь, что оно слишком много открывает. Я мерзну.
— Конечно, это не очень модно, но ты могла бы надеть поверх платья одну из моих рубашек.
— Да?
— Разумеется. Моя щедрость безгранична. Тем более, что они собственность капитана Слоуна.
— Да, это так, — согласилась Кетрин, словно от этой мысли ей стало легче.
Когда она надела рубашку, Хэмптон сказал:
— Кетрин, я вынужден повторить, что тебе не следовало вчера оказывать мне такое явное непослушание. Да, ты помогла доктору Рэкингхэму, но я хочу, чтобы ты была в безопасности, а не наоборот. Я взял тебя с собой не для того, чтобы тебя убили или чтобы ты была сестрой милосердия. Ты должна знать, слово капитана — закон на его корабле.
— Знаю, — с раздражением произнесла она, чувствуя себя однако же неправой. — Но я не могла оставаться в каюте!
— Я уверен, что твой характер, действительно, не позволил тебе поступить иначе, и твоя храбрость достойна похвалы, но во время боя или любого другого критического положения требуется, чтобы все повиновались капитану быстро и беспрекословно. Ты могла подвергнуть всех большой опасности своим неповиновением. Ты наверняка понимаешь это. Неважно, как ты относишься ко мне лично, ты обязана выполнять мои распоряжения как капитана.
— О, ладно! Больше не буду!
— Хорошая девочка! Ну, а как теперь насчет завтрака?
Ей очень хотелось надуть губы, но вместо этого она напустила на себя чопорный вид.
— Как пожелаете!
Он подмигнул ей:
— Не дуйся! Ты знаешь, что я прав.
Она показала ему язык и почувствовала себя лучше.
Хэмптон ухмыльнулся.
После завтрака он вышел, чтобы вернуть корабль на прежний курс и попытаться как-то отремонтировать повреждения, полученные в бою. Кетрин попыталась читать, но ей было скучно, и до сих пор давало о себе знать перенапряжение и возбуждение предшествующего дня. Вскоре она сдалась, надела плащ и поднялась на палубу посмотреть, как идут дела.
Хэмптон был слишком занят, чтобы заметить ее, и она наблюдала за ним, оставаясь сама им не замеченной.
Ей пришлось признать, что независимо от его человеческих качеств, как капитан, моряк и воин он был великолепен. Спокойный, стремительный, отважный, разумный, внушающий беспрекословное повиновение. Она увидела его в ином свете, когда наблюдала вчера, как ловко и хладнокровно он перехитрил более быстроходный и лучше вооруженный корабль и ушел от него. Прежде она думала о нем лишь как о своем заклятом враге, как о самодовольном животном. Теперь же она видела его так, как его видели матросы — вожак, которому верили, который принимал всю ответственность на себя. Кетрин почувствовала приступ безнадежности. Разве могла она выиграть у столь серьезного противника? Неумолимый искусный стратег, находчивый, сильный, он наверняка победит ее.
Ее мрачные мысли были прерваны доктором Рэкингхэмом, который увел ее вниз, чтобы навестить матросов, которых она вчера помогала ему перевязывать. Ее настроение сразу улучшилось, когда она увидела благодарность в их глазах, и она постаралась поднять им настроение приветливостью и улыбкой. Она пообещала матросу со сломанной рукой написать письмо под его диктовку, и тут же ее закидали подобными просьбами другие матросы, бывшие неграмотными. Она с радостью согласилась, почувствовав себя нужной. Ее настроение еще больше приподнялось, когда она выиграла у доктора партию в шахматы.
Вскоре после ухода доктора к ленчу пришел Хэмптон. Приветствие со стороны Кетрин было весьма прохладным. Да, временами у нее случались моменты отчаяния, но это не означало, что она собирается сдаться. В ответ на ее ледяное отношение на губах Хэмптона появилась злобно-насмешливая улыбка. Итак, товарищество, зародившееся вчера, исчезло. Ну что ж, прошлый день заставил ее раскрыться больше, чем она была к тому готова. Сегодня она снова обрела привычный облик. Он и не ожидал легкой победы, но все же ее перемена немного разочаровала его.
— Я вижу, ты, как всегда, обворожительна, — произнес Хэмптон.
Она лишь приподняла бровь. Она стала намного холоднее, подумал он. Подойдя к ней, он легонько провел пальцем по вырезу ее платья, не забыв и ложбинку между грудями. Кетрин посмотрела на него, несколько выведенная его жестом из состояния равновесия. Он наклонился поцеловать ее шею, его губы прикоснулись к ее гладкой коже. Она оставалась неподвижной, как статуя.
— Мне бы хотелось съесть ленч, — сухо и отрывисто сказала она. — Я голодна.
— А я испытываю голод иного рода, — пробормотал он.
— Вы с ума сошли! Среди бела дня!
Он хохотнул:
— Я обидел вашу чувствительность? А почему нельзя днем? Думаю, что получу огромное удовольствие, если посмотрю на твое тело при дневном свете.
Кетрин залилась румянцем и закусила губу.
— Пожалуйста, капитан Хэмптон. Это уж действительно слишком…
— Слишком что? — его губы путешествовали по трепещущей плоти ее груди.
Она стояла неестественно спокойно, как манекен, когда он снимал с нее одежду. Хэмптон подвел ее к кровати, она легла, вытянувшись, прямая, как доска, и непокорная в душе, с безразличным лицом и закрытыми глазами.
Раздевшись сам, он лег к ней. Он трогал ее руками и ртом, восхищаясь видом и ощущениями ее округлого шелковистого тела. Он дразнил ее, называя части ее тела, до которых дотрагивался, он целовал и ласкал ее, пока его самого не охватил неутолимый прилив страсти, но ее тело оставалось холодным, застывшим, она не отвечала ни на какие его ухищрения. А когда он кончил и страсть вылилась из его тела, она по-прежнему хранила молчание. Выбравшись из-под него, Кетрин вымылась, оделась и села к столу.