В 16.50 от Паддингтона
Шрифт:
— Нет-нет, мадам! Вы не должны так говорить, — запротестовал Дессан, высокий мужчина с меланхоличным лицом. — Когда это я ставил вас в затруднительное положение?
— Ну хотя бы из-за той дурехи, которая выпила карболовую кислоту, — тут же выпалила мадам Жолье. — И только потому, что влюбилась в дирижера оркестра, а он вообще не обращал внимания на женщин. У него иные пристрастия. А что сделали вы? Вы подняли шумиху и устроили жуткий скандал! А это подорвало репутацию моего прекрасного балета! И финансы!
— Напротив! У вас были полные сборы, — возразил Дессан. — И с тех пор минуло уже три года. Не стоит держать на меня зло. А теперь поговорим об Анне Стравинской.
— А что
— Она русская? — поинтересовался инспектор Креддок.
— Да нет! Вы так решили из-за ее фамилии? Эти девицы вечно придумывают себе такие экзотические фамилии. Ничем особенно не выделялась. Танцевала средне и не сказать, чтобы уж очень хорошенькая. Для кордебалета в общем-то годилась — но солисткой никогда бы не стала!
— Она француженка?
— Вероятно. Паспорт у нее был французский. Но она как-то мне говорила, что муж у нее англичанин.
— Так и сказала? Дескать, муж — англичанин? А он жив или умер?
Мадам Жолье пожала плечами.
— То ли умер, то ли бросил ее. Откуда я знаю? Эти девицы! Вечно у них неприятности с мужчинами.
— Когда вы видели ее последний раз?
— Мы ездили на шесть недель в Лондон. Выступали в Торки, Борнмуте, Истборне и вроде бы в Хаммерсмите [25] . Я уж не помню. Потом — отъезд во Францию, но Анна… Она не приехала даже проститься. Только прислала записку, что уходит от нас и будет теперь жить с семьей мужа… В общем, какая-то чепуха… Так я этому и поверила. Скорее всего просто встретила мужчину. Ну, вы меня понимаете…
25
Истборн — известный курортный город в Англии. Хаммерсмит — район в западной части Лондона.
Инспектор Креддок кивнул, полагая, что иных причин, по мнению мадам Жолье, существовать просто не может.
— Ну ничего, невелика потеря! Таких я могу набрать сколько угодно, и даже поприличней. Придут и будут танцевать как миленькие… Так что, прочитав записку, я пожала плечами и выкинула эту вертихвостку из головы. Все они одинаковы, эти девицы просто помешаны на мужчинах.
— Когда это было?
— Когда мы вернулись во Францию? Это было.., да.., в воскресенье перед Рождеством. Анна ушла дня за два или за три до отъезда. Точнее вспомнить не могу. Во всяком случае, в Хаммерсмите нам пришлось танцевать без нее. А это значит — пришлось на ходу перестраиваться, лишние репетиции… Так нас подвела! Но таковы уж эти девицы.., как только встретят мужчину — все сразу забывают. Я всем сказала: будет проситься назад — ни за что не возьму!
— Вам ее уход очень был неприятен?
— Мне?.. С какой стати! Подцепила небось себе какого-нибудь кавалера и решила провести с ним рождественские праздники. Не мое это дело. Я могу найти других девушек. Они будут счастливы танцевать в «Марицки-балет», и танцевать не хуже, а может, даже и лучше Анны.
Мадам Жолье вдруг умолкла и с любопытством спросила:
— Почему вы ее разыскиваете? Ей что, кто-то оставил наследство?
— Нет, — ответил инспектор Креддок. — Просто мы имеем основания предполагать, что она убита.
— Такое иногда случается, — сразу утратив всякий интерес, философски заметила мадам Жолье. — Ну что ж! Она была доброй католичкой. По воскресеньям ходила на мессы и, конечно, исповедовалась.
— Мадам, она говорила вам когда-нибудь о сыне?
— О сыне? Вы хотите сказать, что у нее был сын? Я считаю, что это маловероятно. Эти девицы — все, все до одной! — знают нужный на крайний случай адрес.
— Ребенок мог родиться у нее до того, как она поступила на сцену, — сказал Креддок. — Например, во время войны.
— Ах, во время войны… Это возможно. Но если и так, мне об этом ничего не известно.
— Кто из ваших девушек был ее близкой подругой?
— Я могу назвать два-три имени, но она ни с кем особенно не дружила.
Больше ничего полезного мадам Жолье сообщить не могла.
Когда ей показали пудреницу, она сказала, что такая у Анны была, но точно такие же есть и у многих других девушек. Меховое пальто Анна, конечно, могла купить в Лондоне, но никаких сведений об этом у нее нет. «Я постоянно занята — репетиции, освещение, каждую минуту новые проблемы — такой уж бизнес, — сказала мадам Жолье, — и мне некогда замечать, в чем ходят мои артисты!»
После встречи с мадам Жолье они побеседовали с девушками, которых она им назвала. Две знали Анну довольно хорошо, но, по их словам, она не очень много говорила о себе, а то, что говорила, чаще всего было заведомой ложью.
— Она любила сочинять всякие небылицы… Что она была любовницей великого герцога, а в другой раз называла фамилию крупного английского финансиста… Или что во время войны она была участницей Сопротивления. А однажды заявила, что была кинозвездой в Голливуде.
— Я думаю, — вступила в разговор другая девушка, — что на самом деле она жила раньше вполне обыкновенной скучной жизнью, а ее влекла романтика. Она и в балет-то пошла потому, что это казалось ей романтичным, но хорошей танцовщицей ей стать не удалось… Вы поймите, если бы она честно сказала: «Мой отец торговал в Амьене тканями» — какая уж тут романтика! Вот она и придумывала что-нибудь эдакое…
— Даже в Лондоне, — продолжала первая девушка, — она намекала на то, что какой-то богатый человек хочет взять ее с собой в кругосветное плавание.., видите ли, она похожа на его дочь, погибшую в автокатастрофе. Какая чушь!
— А мне она сказала, что едет к какому-то лорду в Шотландию, — сказала вторая девушка, — там будет охота на оленей.
Сведения были довольно забавные, но, в сущности, бесполезные. Вывод можно было сделать только один: Анна Стравинская была отъявленной лгуньей. Конечно, она не охотилась на оленя с шотландским лордом и едва ли нежилась под солнцем на борту океанского лайнера. Но из этого вовсе не следовало, что ее убили и запрятали в пресловутый саркофаг… На вопрос, не она ли на фотографии, ни девушки, ни мадам Жолье не могли ответить ничего определенного. В общем-то вроде бы действительно похожа на Анну. Но право же! Все лицо так страшно раздуто — это может быть кто угодно…
Итог был таков: 19 декабря Анна решила не возвращаться во Францию, а днем позже, то есть 20 декабря, похожая на нее женщина отправилась в Брэкхемптон поездом в 16.33 и была задушена.
Если женщина в саркофаге была не Анна Стравинская, то где же теперь Анна?
Ответ мадам Жолье был прост и неизменен:
— С каким-нибудь мужчиной!
«И скорее всего она права», — уныло подумал Креддок.
Нельзя было обойти вниманием и утверждение Анны, что у нее был муж англичанин. Был ли этим мужем Эдмунд Крэкенторп? Судя по тому портрету, который нарисовали ее подружки, едва ли… Другое дело, если Анна была в какой-то момент довольно близкой знакомой Мартины и, соответственно, имела возможность разузнать необходимые сведения. Вполне допустимо, что именно она написала Эмме Крэкенторп, а потом, почуяв, что ей предстоят обстоятельные объяснения, испугалась и пошла на попятный. Возможно, именно поэтому она ушла из труппы мадам Жолье. Но опять-таки, где же Анна Стравинская находится в данный момент?