В 4

Билик Дмитрий Александрович

– Убери. Здесь может быть лишь одна печать. Того, кто имеет право открывать проходы в другие миры.

Его голос звенел металлом и прокатился весенним громом по обители. Моя рука дрогнула, а злость утекла сквозь пальцы подобно песку. Осталась лишь горечь. Теперь хотя бы будем знать, что это такое. Печать. Я убрал артефакт и бросил пыль в чашу. Пора было уходить.

Из обители Вратаря в нашем городе мы выходили молча. И так же, не сговариваясь, пошли к Синдикату, где заняли столик вдалеке. Лиций принес какое-то крепкое и мерзкое пойло, которое, впрочем, подходило сейчас

как нельзя лучше. Мы, не чокаясь, выпили, через какое-то время еще. И языки постепенно развязались.

– Он был хороший человек, – негромко сказала Рис.

– Корл, – поправил Лиций.

– Я так и не научилась говорить «существо» вместо «человек». Для меня все люди. Ну, образно.

Хмель сделал свое дело, и язык девушки заплетался. А мне вдруг стало чудовищно неуютно. Думалось, что Троуг заслуживал нечто большего, чем унылая поминальная болтовня в одном из Синдикатов. И вообще все здесь меня душило. Поэтому я встал.

– Сережа, посиди еще с нами, – попросила девушка.

– Нет, не могу, – я поколебался и все же добавил, – не хочу. Пройдусь.

Я чуть ли не бегом выскочил из общины. Мела мелкая поземка, ветер пытался расшевелить антенны на крышах, редкие люди торопливо бежали домой. Под теплые бока радиаторов, к кружкам горячего чая. Я же расстегнул плащ и прогулочным шагом пошел вперед. Даже не дернулся, чтобы вызвать такси. Торопиться мне особо незачем. Да и некуда. Надо было привести свои мысли в порядок.

Но на полпути мне позвонили. Сказать, что я удивился, ничего не сказать. Собственно, людей, точнее, существ, кто мог бы это сделать, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Двое остались в общине, сестра с головой ушла в дела Стражей. Родители… С недавних пор у меня их не было. Тогда кто?

– Слушаю.

– Сергей, доброй ночи, – узнал я голос Оливерио.

– Доброй, – я произнес это слово с трудом. От него разило фальшью.

– Пришла информация по твоему запросу. О прецепторе Иллусе никто никогда не слышал. Возможно, это его ненастоящее имя. Только я не понимаю, зачем подписывать записку именем, которого не существует?

– И я не понимаю. Очередной тупик.

– Сергей, – Оливерио замялся, но все же спросил, – что-то случилось?

– Ничего. Обычные игровые будни, – к горлу опять подступил ком, а на глазах навернулись слезы.

Домой я пришел черт знает во сколько. Специально не смотрел на часы. Но по ощущениям была либо поздняя ночь, либо раннее утро. Лапоть не спал, тревожно выглядывая из комнаты. Как там было – состояние хозяина передается домовому? Может быть.

– Покушаешь? – спросил он для проформы, хотя ответ знал заранее.

Я лишь покачал головой. Разулся и стал раздеваться. С удивлением снял с шеи накладку, которую мне установил цверг перед походом в Мехилос, и поплелся в ванную. Согбенный под грузом вины, с запавшими глазами, я встал у зеркала и с удивлением обнаружил несколько полностью, до корней, седых волосков.

– Не делает тебя Игра лучше, так ведь? – ухмыльнулся «Темный».

Голос прозвучал так резко, что я вздрогнул. За все это время «я» не подавал ни звука. Даже показалось, что его не существует. Однако чудес

не бывает. Хотя именно сейчас мне нужен был собеседник.

– Игра – это не всегда дар, – ответил я ему.

– Ага, проклятие. Я, кстати, могу его забрать.

– Хрен тебе на сливочном масле.

– Ну-ну, я научился ждать. Поговорим на эту тему чуть попозже.

И замолчал. Обиделся, что ли? Черт его разберет. Хотя он прав. От пяти тысяч темной кармы и активации дополнительной способности ликов меня отделяло всего ничего. Любой мало-мальский грешок, и «Темный» завладеет всем. Я умылся и пошел спать. Потому что во сне у меня не получается косячить. Однако забыться не получилось.

Я лежал, смотрел в темный потолок и не мог избавиться от чувства собственной вины. Стоило сомкнуть веки, как перед глазами вставало лицо Троуга. Его черный, будто глубокая яма, рот, из которого льется горячая жидкость. Я ничего не мог поделать. Мне бы понадобилось в несколько раз больше времени, чем четыре секунды. Оправданий было много, однако успокоение так и не приходило.

– Хозяин, – подал голос домовой, – одежду я вычистил, плащ чуток подшил. А с пустяшкой этой серой чего делать-то?

– Какой пустяшкой?

Лапоть исчез с привычным хлопком, а после появился с тем самым маскировочным «ошейником», который я за каким-то чертом притащил домой. Лунный свет падал на эту железяку, освещая озадаченное лицо домового.

– Не серую, а серебристую. Не знаю, выкинь.

– Серая, серебристая, какая разница? – заворчал Лапоть уходя в сторону кухни.

– Что ты сказал? – чуть не подскочил я.

– Ничего не говорил, – сразу встрепенулся домовой, – так, болтаю от скудного ума. Но ты в голову не бери. Собаки и то брешут, разве на них внимание обращают?

– Нет, ты прав. Разницы никакой. Неси одежду.

– Хозяин, бога побойся.

– Одежду!

Я судорожно напяливал штаны, думая, как все ловко встало на свои места. Что кусочек пазла все время лежал на виду, а я его не замечал. Ну конечно, вот, что меня напрягло, когда мы выходили из города в том проклятом мире. Я влез в сапоги, накинул плащ и вытащил из инвентаря Грам, проверяя, не делся ли он куда-нибудь. Нет, все было на месте.

– Куда хоть собрался? Скоро уж петухи петь будут.

– Нанесу визит вежливости предателю.

Глава 31

Одно из главных правил в шахматах – играть нужно всегда либо с равным, либо с превосходящим противником. Только в этом случае можно самому стать сильнее. А легкие победы лишь расслабляют, атрофируют мыслительные процессы. Что, собственно, и произошло с моим «приятелем».

Дом грустно смотрел на меня освещенными подъездными окнами. Был я здесь всего один раз. Давно, перед встречей с Двуликим, тогда еще Яном, в забегаловке неподалеку, где мы немного выпивали. Однако адрес запомнил. Панельная пятиэтажка в спальном районе, который сегодня рисковал стать не таким уж тихим. Вот уж, наверное, удивятся местные, что в квартире их светловолосого соседа мальчика-одуванчика найдут два трупа. Хотя чего это я, не найдут. Они же Игроки.