В алфавитном порядке
Шрифт:
Едва ли не в ту же минуту зазвонил телефон, и безразличный голос на другом конце линии сообщил, что его отец только что скончался.
Несколько минут он расхаживал по квартире, воображая себя слушателем курсов по привычкам потребления, который, узнав о кончине родителя, обязан сообразно ситуации продемонстрировать эмоции, предоставленные в его распоряжение рынком чувств. Диапазон широк, гамма разнообразна и в свою очередь зависит от того, какие привычки потребления культурных продуктов усвоил себе сирота. Он кстати припомнил несколько нашумевших фильмов, где умирал отец, а дети выражали скорбь сдержанно и сухо, то есть слез не проливали, и скорее это была даже не скорбь, а некий кошмарный сон, включавший в себя
И Хулио остановился на этом последнем варианте, который показался ему хоть и самым дорогим, но и самым культурным, поскольку предусматривал отказ от излияний и, значит, по стилю лучше вписывался в экономику его внутреннего мира. Однако его амбиции сильно превосходили ресурсы, и на этот раз он сумел сдержать слезы, вслед за тем предложив хорошую лекцию насчет привычек к потреблению сентиментального продукта слушателям курсов, на которых в воображении своем преподавал. И тогда он пришел к выводу, что и его теперь, может быть, окружает присутствие каких-то невидимых, но реальных существ, точно так же, как сам он невидимо для Питера и прочих персонажей самоучителя сопровождал их, прежде чем эта вселенная сжалась в судороге самоуничтожения.
И, чувствуя наворачивающиеся на глаза слезы тихой скорби, он через стекло балконной двери увидел в свете уличных фонарей, как на раскинутых до предела крыльях парят над мостовой зонтики – быть может, они высматривали последнюю добычу в этом распавшемся мире. Открыл балкон, чтобы услышать доносящиеся снаружи звуки, и уловил прерывистое дыхание, похожее на то, какое слышал, сидя над отцом, – мир дышал так, словно тоже был разбит левосторонним параличом, предшествующим опустошительному коллапсу того же вида и рода, который покончил с магнитной лентой в приложенной к самоучителю кассете. Тогда, задрожав от холода, он закрыл дверь, оглядел энциклопедию и убедился, что нерушим и неколебим остался только строй этих томов в темных переплетах.
В них он решил найти себе убежище и, войдя в энциклопедию через букву А, миновал не останавливаясь абажур, аббатство, аббревиатуру, аберрацию и достиг области абортов. Много лет, с самого отрочества, он не бывал здесь, но все еще помнил, где там что: где – самопроизвольные, где – спровоцированные, а где – в переносном смысле. Сестра его находилась в зоне терапевтических, и он, скорым шагом пройдя мимо привычных и септических, вошел в знакомый ему квартал – в царство некомплектного мира. Большинство эмбрионов, как бы наслаждаясь подаренной им алфавитом участью вневременных существ, плавали в спирту внутри тех склянок, что привлекли его внимание в прошлый раз. Прошло много лет, но он узнал сестру, безмятежно раскинувшуюся на дне своего сосуда: глаза ее были закрыты, но она не спала, а словно грезила наяву, как если бы эта сохраняющая ее бытие жидкость напоминала ей околоплодные воды, где она пребывала до тех пор, пока ее не швырнули внутрь энциклопедической реальности. Хулио осторожно постучал по стенке склянки – так стучат в дверь, прося разрешения войти, так стучал он уже по телу четырехпалого манекена, – и сестра открыла глаза: они еще не вполне прорезались, но под слоем жидкости казались огромными. И, хотя узнала брата, как-то беспомощно махнула рукой, словно показывая, что ей неохота всплывать на поверхность. Тем не менее она поднялась до верха склянки и высунулась из-за бортика, опираясь о него обеими руками, как о перила балкона.
– Так давно тебя не видела, – произнесла она. – Что ты здесь делаешь?
Хулио не мог бы точно определить, звучал ли упрек в этих словах, но решил не оправдываться.
– Папа умер, – сказал он твердо, хотя взгляд его был отуманен слезами. – Я подумал, тебе бы надо знать об этом.
– Когда мы в последний раз виделись с тобой, – сказала она, – ты шел на похороны нашего дедушки, так что, значит, тебе известно, в каком томе находится кладбище.
– Все дело в том, что он умер в английском, ты ведь помнишь, как страстно он любил этот язык, и похоронят его, я думаю, в английской энциклопедии. И я не знаю, что делать.
– Поищи в статье английский. Может быть, там где-нибудь он упоминается. Это в следующем томе.
– Пойдешь со мной?
– Ты же знаешь, я не могу покинуть склянку. Мое тело сейчас же распадется.
Хулио сунул руку в карман пиджака, прикоснулся к башмачку. Подумал, не отдать ли его сестре, но тотчас сообразил, что ей он совершенно ни к чему, а может быть, даже еще сильнее отдалит их друг от друга – он и сейчас замечал ее отстраненность.
– А ты как живешь? – спросила сестра.
– Не знаю, что сказать… Ну, у меня жена. Сыну – тринадцать лет, вернее – уже четырнадцать: в этом месяце исполнится. Но я их всех потерял.
– Они умерли?
– Нет, поехали на юг проведать тещу и пропали куда-то. Так странно… Потом я познакомился со всамделишной женщиной и даже думал, что с нею удастся начать жить заново, но она была невидима и тоже исчезла. Работаю в газете, я журналист.
– А что делают журналисты?
– Создаем для населения привычки потребления реальности.
– Я не знаю, что это такое.
– Это сложно.
– А мама? Тоже умерла?
– Нет, жива и живет с парикмахером, но сейчас они выставили его заведение на продажу, чтобы целиком посвятить себя накладным ногтям. Они их то ли производят, то ли продают, точно не скажу.
Произнося эти слова, Хулио невольно глядел на пальцы сестры – они еще не до конца сформировались и были лишены этих роговых пластинок на концах. Он постоянно боялся как-то задеть или обидеть ее, но, казалось, ее надежно защищает безразличие, которое Хулио так никогда и не научился потреблять, хоть оно ему очень нравилось.
– Ну, ладно, – сказала она. – Мне пора погружаться. На воздухе кожа окисляется. Вероятно, бумага, на которой напечатана эта энциклопедия, содержит слишком много какой-то химии и очень быстро старит. Ты заметил, какой теперь разреженный воздух по сравнению с прошлым разом?
– Не могу тебе сказать.
– Прости, что не провожаю тебя к выходу, но теперь ты сам найдешь дорогу.
Разочарованный Хулио покинул область абортов. Здесь не было того, что так поразило его в первое посещение – тогда, в отрочестве. Быть может, разреженность воздуха, о которой упомянула сестра, повлияла на эффективность алфавитного порядка, но теперь он не знал, к какому еще порядку обратиться.
Он находился невдалеке от слова амулет и подумал, что здесь – самое место избавиться от младенческого башмачка, который уже начинал оттягивать карман, словно был тяжел как камень: может быть, он и никогда не обладал магической силой, но сейчас, думал Хулио, не создавал даже и впечатления, что в него переселялся дух сестры. Область амулетов была богата металлами, минералами и растениями, а спектр их предназначения включал в себя и лечение глазных болезней, и защиту от дурного глаза. Были тут также и животные, чьи части тела или желчь, кровь, слюна, экскременты предотвращали недуги и унимали страдания. Но когда Хулио попытался отыскать предмет, похожий на башмачок, какая-то сила, не спрашивая, резко перебросила его к фетишу – в другой том энциклопедии и, значит, еще дальше от сестры.