В Америке
Шрифт:
В прежние времена билет третьего класса обеспечивал право на полку размером с кровать в сыром, душном помещении, где находилось несколько десятков человек обоих полов, но после того, как это признали нарушением благопристойности, на новых судах, таких как «Германик», одиноких пассажиров мужского и женского пола стали изолировать друг от друга и от людей, путешествовавших семьями. Рышард зашел в спальню, где помещалось около сотни мужчин.
— Гляди-ка, барин! — услышал он чей-то голос, доносившийся из зловонной тьмы. А затем смех:
— Пришел поглазеть
С полки четвертого яруса на него посмотрело сверху вниз широкое, бледное, как скатерть, лицо.
— Забыл здесь кого? — спросило лицо.
— Отстань от него, — сказала толстая женщина в косынке, стоявшая в дверях. Когда Рышард выходил наружу, она попросила у него шиллинг.
На следующий день он решил зайти с другого входа. Он замешкался наверху трапа, читая объявление, которое расстраивало все его планы: «Убедительная просьба к посетителям ресторана не давать деньги и еду пассажирам третьего класса, поскольку это может привести к нарушению порядка», — и затем столкнулся с нахальным взглядом палубного матроса, который перекрашивал спасательную шлюпку.
— Я не собираюсь ничего им давать, — сказал он шутливо.
— Хотите спуститься в третий класс, сэр? — спросил матрос и положил кисть.
— В общем-то, да, — ответил Рышард.
— И хотите, чтобы я провел вас?
— А зачем? Разве я не могу пойти один?
— Как вам угодно, сэр. Но если я пойду с вами, то смогу показать дорогу.
Рышард не мог взять в толк, какая выгода заключалась в том, чтобы сопровождать его, и озадачился еще больше, когда, спускаясь по трапу, услышал:
— В этот рейс вы спускаетесь вниз одним из первых.
Он решил, что подобный визит пассажира первого класса — большая редкость. Моряк распахнул массивную железную дверь. Поначалу, как и накануне, Рышард не смог ничего разглядеть.
— Идите за мной, — сказал моряк.
В этом отсеке, где были расквартированы семьи, помещались каюты поменьше, на двадцать-тридцать человек. Каждая комната, как и каждая живущая в ней семья, была по-своему уныла, весела или смиренна. В одной скрипач играл для трех танцующих пар, а какой-то старик хлопал в такт музыке; в другой, темной, как подземелье, женщины в платках кормили детей на полу, а с коек доносился громкий мужской храп; в третьей — четверо мужчин сгрудились вокруг масляной лампы, играли в покер и спорили, а старуха убаюкивала плачущего малыша. Матрос провел его по узкому проходу, который в конце расширялся и был занавешен двумя коричневыми одеялами.
— Мик! — прокричал провожатый. Из комнатушки, расположенной за импровизированной занавеской, вышел таинственный человечек с рыжими, нет, прямо-таки красными волосами — Рышард опустил руку в карман и судорожно схватился за корешок блокнота. — Вот кто вам нужен. Оставляю вас на его попечение.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказал Рышард.
— Всегда к вашим услугам, сударь, — выпалил моряк и протянул ладонь. Рышард положил в нее шиллинг — ладонь осталась раскрытой; он добавил еще один. — Премного благодарен. Слышь, Мик, не забудь…
— Пошел вон, кобель! — прошипел злобный карлик. — Меня не Миком зовут! Английская сволочь… — зарычал он вдогонку матросу, сжимая в руках бутылку. — На, отпей, — предложил он Рышарду.
— Я — польский журналист, — начал Рышард. — Пишу статью о нашем пароходе и хотел бы поговорить с некоторыми пассажирами третьего класса.
— Статью, говоришь? — Скалиться карлик тоже умел. — И сколько тебе их нужно?
— Мне бы поговорить с пятью или шестью из ваших друзей…
— Пятью или шестью! — воскликнул не-Мик. — Хочешь поговорить с ними? Со всеми вместе или поодиночке? — Он топнул ногой и фыркнул. «Какой-то нехороший карлик», — подумал Рышард. — Садись сюда!
Когда его подтолкнули к перевернутой корзине рядом с дверью, Рышард не на шутку встревожился: а вдруг на него сейчас нападут и ограбят? Не апачи во главе со статным вождем, что занес над ним томагавк, а карлик-фений с огненно-рыжими волосами, который размахивал бутылкой виски у него над головой? Но не тут-то было…
— Мои племянницы сойдут? У меня их аккурат шесть. Ох и красотки! Вот везу их в Америку.
Рышард почувствовал не столько облегчение, сколько досаду из-за своей наивности.
— На, промочи горло, приятель. За выпивку я с тебя много не возьму. Я вижу, ты — крепыш. Всегда готов, верно я говорю? — Рышард встал. — Эй, ты куда?
— Я как-нибудь потом, — сказал он.
И тогда человечек разразился жалобной тирадой, из которой Рышард мог понять только то, что услугами его девушек успели воспользоваться лишь несколько джентльменов из первого класса и что господину иностранцу незачем волноваться: девушки у него совершенно чистые и здоровые, он за это ручается. Карлик приподнял висящие одеяла. На кушетке с парчовыми подушками и покрывалом, взятыми, возможно, из чьего-нибудь приданого, лежали, прижимаясь друг к другу, несколько девушек с покрасневшими глазами, самой старшей на вид было не больше восемнадцати. Одна плакала.
— Совершенно чистые и здоровые, — повторил карлик.
Худые и несчастные — совсем не похожи на пухленьких, неунывающих девиц из краковских и варшавских борделей.
— Ну, как вам мои красотки?
Одна из них была хорошенькой.
— Добрый день, — сказал Рышард.
— Ее зовут Нора. Правда, девочка моя?
Девушка кротко кивнула. Рышард неуверенно шагнул вперед. В дальнем углу стояла низкая кровать. А что, если он подхватит сифилис — и ему придется навсегда отказаться от Марыны? Впрочем, он уже вошел.
— Меня зовут Рышард.
— Одной хватит, да?
— Смешное имя, — сказала она. — Вы тоже плывете в Америку?
— Все встали, красавицы мои! — прокричал человечек. Он выгнал остальных и опустил занавеску.
Как только Рышард сел на кровать рядом с девочкой, корабль резко накренился.
— Ой! — вскрикнула она. — Я иногда боюсь. — Девушка кусала кончики пальцев, совсем как ребенок. — Я никогда раньше не плавала на корабле, а тонуть, наверно, так страшно!