В Аркадии проездом

О.Генри Уильям

– Надеюсь, наша тайна останется неприкосновенной еще неделю, – заметила мадам Бомон со вздохом и улыбкой. – Право, не представляю, где я могла бы укрыться, если бы они наводнили милый «Лотос». Мне известно лишь одно место, столь же восхитительное летом, – замок графа Палинского среди Уральских гор.

– Говорят, Баден-Баден и Канн в этом сезоне совсем обезлюдели, – сказал Фаррингтон. – Из года в год старые курорты все больше приходят в запустение. Быть может, не мы одни ищем

тихие приюты, неизвестные толпе.

– Я могу предаваться этому восхитительному отдыху еще три дня, – сказала мадам Бомон. – «Седрик» отплывает в понедельник.

Глаза Гарольда Фаррингтона выразили всю глубину его сожаления.

– Я также должен отбыть в понедельник, – сказал он. – Но не за границу.

Мадам Бомон повела округлым плечом на иностранный манер.

– Скрываться здесь вечно, увы, нельзя, хоть это и восхитительно! Уже более месяца, как chateau [2] заново отделан и ждет меня. Устраивать загородные приемы – как это скучно! Но я никогда не забуду этой недели в отеле «Лотос».

2

Замок (фр.).

– И я никогда не забуду, – сказал Фаррингтон вполголоса, – как никогда не прощу «Седрику».

Вечером в воскресенье, три дня спустя, они сидели за маленьким столиком на том же балконе. Вышколенный официант, поставив перед ними мороженое и два бокала с крюшоном, тактично удалился.

На мадам Бомон было то же чудесное вечернее платье, которое она ежедневно надевала к обеду. Лицо ее было задумчиво. На столике рядом с ней лежал изящный кошелек с цепочкой. Доев мороженое, она открыла кошелек и вынула бумажный доллар.

– Мистер Фаррингтон, – сказала она с той самой улыбкой, которая покорила отель «Лотос», – мне надо вам кое-что рассказать. Утром я уйду еще до завтрака, потому что мне пора возвращаться на работу. Я работаю в универсальном магазине Кейси, в чулочном отделе, и мой отпуск кончается завтра в восемь. Этот доллар – все, что у меня осталось до следующей субботы. А получу я тогда восемь долларов. Вы – настоящий джентльмен и были со мной таким хорошим, что я решила на прощанье рассказать вам правду. Я целый год во всем себя урезывала, чтобы скопить деньги на этот отпуск. Мне хотелось хоть один раз недельку пожить как знатная леди. Чтоб вставать, когда я пожелаю, а не вскакивать с постели каждый божий день в семь утра. И чтоб все было самым лучшим, и чтоб меня обслуживали, а я бы только звонила в звонок, как богатые дамы. Ну, вот я и пожила так, и, наверное, такой счастливой недели у меня

больше в жизни не будет. Теперь я вернусь на работу и в свою комнатушку, но этой радости мне на год хватит. А вам я решила все сказать потому, мистер Фаррингтон, что я... что мне показалось, будто я вам нравлюсь, а вы... вы мне тоже нравитесь. Наверное, надо сразу было сказать вам все начистоту, только я ведь жила, точно в сказке. Ну, вот я и разговаривала про Европу и о том, о чем читала в книжках про разные страны, и делала перед вами вид, будто я графиня какая-нибудь. А это платье – другого приличного у меня и нет – я купила у О'Доуда и Левинского в рассрочку. Стоит оно семьдесят пять долларов и сшито по мерке. Я внесла наличными десять, а теперь буду отдавать им по доллару в неделю, пока не расплачусь. Вот и все, мистер Фаррингтон, кроме того только, что зовут меня не мадам Бомон, а Мэйми Сайвитер, и позвольте поблагодарить вас за ваше внимание. Этот доллар пойдет завтра в первый взнос за платье. А теперь я, пожалуй, вернусь к себе в номер.

Гарольд Фаррингтон слушал исповедь лучшего украшения отеля «Лотос», но лицо его оставалось непроницаемым. Когда девушка умолкла, он вытащил из кармана небольшую книжку, похожую на чековую. Огрызком карандаша он что-то нацарапал на бланке, оторвал листок, придвинул его к своей собеседнице и взял доллар.

– Мне тоже с утра на работу, – сказал он, – так можно начать и сейчас. Вот квитанция за взнос в один доллар. Я четвертый год работаю у О'Доуда и Левинского сборщиком платежей. А интересно, что мы с вами одинаково придумали, как провести отпуск, верно? Я давно прицеливался пожить в шикарном отеле, ну и откладывал из своих двадцати процентов комиссионных. Послушайте, Мэйми, а не прокатиться ли нам вечерком в субботу на Кони-Айленд? На пароходе?

Лицо лжемадам Элоизы д'Арси Бомон просияло.

– Ну конечно, мистер Фаррингтон! По субботам магазин закрывается в двенадцать. Кони-Айленд – это тоже ничего, хоть мы и прожили неделю со всякой знатью.

Под балконом в духоте июльского вечера рычал и гремел изнывающий город. Внутри отеля «Лотос» царил приятный прохладный сумрак, и услужливый официант неспешно прогуливался за стеклянной дверью, готовый по кивку выполнить любой заказ мадам Бомон и ее кавалера.

Фаррингтон распрощался с мадам Бомон у лифта, и она последний раз вознеслась в свой номер. Но еще раньше, когда они подходили к бесшумной кабине, он сказал:

– А про Гарольда Фаррингтона забудьте, ладно? Моя фамилия Мак-Манус, Джеймс Мак-Манус. Некоторые называют меня Джимми.

– Спокойной ночи, Джимми, – сказала мадам Бомон.