В августе 79-го, или Back in the USSR
Шрифт:
– А я в «Савраске» читала, что она своих музыкантов физиономией по электрооргану возит.
– В какой «Савраске»? – с непониманием спросил я.
– Ну, в газете «Советская Россия», не читал?
– Нет… Но вряд ли… Какой музыкант это потерпит? Хотя характер у нее, конечно, не сахар! Я слышал, она своему мужу машину расколотила камнем!
– А кто у нее муж?
– Стефанович, кинорежиссер, который снял фильмы «Дорогой мальчик», «Пена», «Душа». – Я увлекся сообщением фактов, забыв, что «Душа» была снята двумя годами позже.
– А откуда ты в Перми все знаешь?
– Яв Москве часто бываю, у меня там друзей много.
Моя компания, как и все граждане Союза, явно испытывала информационный голод, поэтому мучила меня, как им казалось, знающего человека, вопросами о жизни звезд и громких событиях.
– А правда, что Высоцкий зашивался от пьянства?
– Правда. И таблетки специальные пил, эспераль, ему из-за границы их привозили. Он, вообще-то, и кололся, ну, в смысле наркотики употреблял. То есть употребляет.
– Да?! Ничего себе!
– А правда, что Ротару больше тридцати лет?
– Да. – Я вспомнил, что в 2007 году Ротару юбилей отмечала – шестьдесят лет, и произвел в уме нехитрые подсчеты. – Она вроде сорок седьмого года рождения. Значит, ей тридцать два года.
– А я слышала, что вчера вся футбольная команда «Пахтакор» разбилась.
– Да, под Харьковом, два Ту-154 столкнулись, погибли все пассажиры и команда с тренерами, врачом, администратором. – Я сделал серьезное лицо. – Диспетчер ошибся.
– Откуда ты знаешь?
Очень хотелось сказать правду, но слово «Интернет» вряд ли что-либо кому-либо объяснило.
– «Голос Америки» передавал.
– Говорят, «Бони-Эм» в Москву приезжали?
– Да, я видел концерт. – Я не стал уточнять, что видел его по видео.
– Ты?! Был на концерте «Бони-Эм»?!
Зависть и недоверие в глазах были такими явными, что пришлось вспоминать кое-какие факты.
– Да, в Концертном зале гостиницы «Россия», они там и жили. Привезли с собой специальным самолетом 40 человек техников разных и музыкантов и двести корреспондентов. Семь дней выступали, по Красной площади ходили в песцовых шубах.
– А как ты билет достал? Я помню, вся Москва на ушах стояла, – удивилась Катя. – Я папашку умоляла, умоляла, он все связи напряг, и ничего.
– Да у меня знакомый есть в Росконцерте.
– Там такие очереди были – с утра занимали. Я даже не пыталась занимать – бесполезно! Видела, как один грузин возле кассы махал джинсами и кричал: «Две пары джинсов мэняю на билет!» Но никто не купился.
– Ну и как концерт? Говорят, там прямо в зале танцевали!
– Не видел, всего ведь десять концертов было. А я только на одном был… Вообще, вряд ли, молодежи на концерте мало было, в основном номенклатура.
– И Брежнев, говорят, был?
– Брежнева не видел, Роднину видел, Макаревича, Пугачеву.
– А как тебе Бобби Фарелл? Я тащусь от его голоса!
– Этот кудрявый негр вообще петь не умеет! – Я открыл страшную тайну, которую в мое время все уже знали. – Вместо него в студии поет продюсер ансамбля, Франк Фариан.
После этих слов даже Марат заволновался.
– Врешь! – выдохнул он. – Что, Фарелл вообще не поет?
– И не пел никогда, ни он, ни Мэйзи Уильямс. Это такая губастая. Она и Бобби Фарелл – танцоры, их взяли в ансамбль только для шоу!
– Для чего?
– Ну. чтобы зрелищно на сцене было. Бобби любит на сцене покривляться. Он и Мэйзи на студии даже не появляются – лишь на концертах. Выступают только под фонограмму. И в Москве живьем пела только Лиз Митчелл.
– Откуда ты знаешь? – в очередной раз прозвучал сакраментальный вопрос.
– Из компетентных источников, – ответил я. Я был уже тепленький, но очень хотел понравиться Кате, поэтому выложил еще один козырь. – Если хотите знать, Бобби Фарелл вообще голубой.
– Что значит голубой?
Я совсем забыл, что оказался в стране, где «секса нет».
– Сексуальная нетрадиционная ориентация. Мужчин любит – как Элтон Джон.
– Что?! И Элтон Джон тоже?!!!
– Конечно. – Остапа понесло. – И Элтон Джон, и Фредди Меркьюри из «Квинов».
Это был финиш! Поскольку четыре девушки и Марат сидели с открытым ртом, переваривая невероятную информацию, про Чайковского и Моисеева я решил умолчать.
Тем временем в ресторане веселье било ключом: от красного добры молодцы уже стали красными, а красны девицы – добрыми. На танцплощадке места уже не хватало – народ вовсю отплясывал под «Листья желтые», «Рано, рано, рано прощаться!», но прощаться явно не собирался. Новый ресторан явно имел успех.
Марат, наверняка забыв, что с утра собирался в Сочи, все более входил в раж, без конца угощал девчонок шампанским и танцевал с Региной. В конце он расплатился за всех по счету и предложил поехать к нему, чтобы продолжить веселье.
– Мальчики, а вы не подумаете про нас, что мы какие-то развратные? – с ухмылкой спросила Регина.
– Я и не подумаю – я просто на это надеюсь! – пошутил Марат.
– Надейтесь, надейтесь, – игриво блеснула глазками Регина.
В общем, особых возражений не последовало. Мы закупили в ресторане еще вина – ночью оно нигде не продавалось – и, сложив бутылки в багажник, с веселыми воплями и визгами кое-как влезли в машину.
У Марата мы продолжали пить, девчонки изводили меня вопросами, а Марат уже даже не пытался ревновать. Я рассказывал анекдоты и любопытные вещи, особенно не напрягаясь по поводу временных несоответствий – так как все уже были, как говорится, в зю-зю. Все было просто классно и получилось как бы само собой: устоять перед моим напором не смогла бы и святая Катарина, Катя святой не была, и утром мы проснулись в одной кровати.
В отношениях с женщинами мне важен не только секс, но и «момент истины», то есть момент, когда становилось понятно, что она уже согласна и все остальное – только дань приличиям. Такой момент наступил, когда мы играли в карты в дурака. Я в шутку спросил у Кати, на что мы будем играть, она серьезно посмотрела на меня и сказала: «А на все!» Остальные сразу все поняли и тихонько ушли в другую комнату.