В белую ночь у костра
Шрифт:
— Нет, — повторил я. — Я совсем об этом забыл.
— Эх, ты! — улыбнулся дядя. — Ну, слушай…
Дядя минуту помолчал, а потом, продолжая прихлёбывать из кружки чай и закусывать, начал так:
— Лесная избушка, в которой скрывался Потапыч, была выстроена в лесу охотниками. Дверь избушки открывалась прямо в лес, сеней не было, вся избушка состояла из одной только комнаты. В одном углу этой комнаты, возле двери, стояла плита с вмазанным в неё казаном, напротив двери было маленькое окошко, под ним — грубо сколоченный стол, прибитый к стене, а вдоль другой стены тянулись широкие низкие нары, занимавшие две трети помещения. Эти нары были и кроватью, и диваном, и большим столом. Избушку окружали горные леса, а прямо перед дверью, под крутым берегом, шумела бурная речка. Потапыч отсиживался тут уже три
Один раз, поздно ночью, он сидел за столом и ужинал. Табуреткой ему служил сосновый чурбан. Тихо потрескивала сальная свечка, отражаясь в чёрном окне. Вдруг Потапыч услышал за стеной подозрительный шорох. Он прислушался: кто-то шарил по двери, пытаясь её открыть. Потом раздались лёгкие шаги вокруг дома к окну. Потапыч потушил свечу, достал из кармана наган и стал ждать, что будет дальше. Кто-то стоял снаружи перед окном, переминаясь с ноги на ногу, и тяжело дышал. Всё это было странно! Друзья, навещавшие Потапыча, никогда себя так не вели! Ночь была безлунной, и за окном ничего нельзя было разобрать. Когда глаза Потапыча привыкли к темноте, он различил за окном только смутную колеблющуюся тень. Сидя на полу на корточках, Потапыч взял тень на мушку и громко спросил: «Кто там?» В ответ раздался оглушительный рёв… Потапыч вскочил, распахнул дверь и крикнул громко, на весь лес: «Гамарджоба!» — по-грузински это значит «здравствуй»… И кого, ты думаешь, он сжимал в своих объятиях через секунду? — хитро спросил дядя.
Я молчал, переводя глаза с дяди на Порфирия, который опять загадочно улыбался; я молчал, потому что боялся попасть впросак, хотя кое о чём догадывался.
— Он обнимал медведя! — расхохотался дядя.
— Потапыча Большого? — крикнул я.
— Вот именно! — кивнул дядя.
— Я так и знал, — сказал я. — И долго они пробыли вместе?
— Совсем недолго, — вздохнул дядя.--Несколько дней они отдыхали вдвоём, вспоминая своё детство…
— Как «вспоминая»? Они разговаривали?
— Немножко. Но в основном молчали - хорошие друзья понимают друг друга без слов, а тем более молочные братья! Просто они ходили на охоту или гуляли днём по окрестностям, где им знаком был каждый пенёк. Вечерами они сидели в избушке у огня. Потыпыч Маленький даже забросил все свои занятия… Я говорю «Потапыч Маленький», потому что он и взрослым остался маленьким, небольшого роста, хотя был очень сильным и ловким…
— А медведь стал здоровым?
— О! — улыбнулся дядя. — Потапыч Большой еле пролазил в дверь избушки! Спали они вместе на нарах, и им было тепло. Но блаженствовали они недолго. Через несколько дней за Потапычем Маленьким пришли товарищи, и братья расстались… расстались уже навсегда!
— А куда поехал Потапыч Маленький?
— В Кутаиси…
— Продолжать революцию?
— Я же говорил тебе, что революция пошла на убыль. Наступила реакция. Это был январь тысяча девятьсот шестого года. На Кавказе, как и по всей России, свирепствовали каратели. Они потопили революцию в крови… Но борьба продолжалась, и кое-что Потапыч ещё успел сделать! Перед тем как попасть в ссылку…
Дядя замолчал, наливая себе чай. Мы с Порфирием уже наелись и просто сидели, слушая дядю. Чанг тоже наелся и дремал, свернувшись клубком.
— А что он успел сделать? — спросил я.
— Слушай! — сказал дядя. — Товарищи строго-настрого запретили Потапычу показываться одному в городе. Его повсюду разыскивали. Вся Кутаисская губерния была объявлена на военном положении, наводнена войсками. Потапыч поселился на окраине города. И вот как-то раз днём, когда он был один дома, Потапыч не выдержал — он решил сыграть смелую шутку… Не сопровождаемый никем из друзей, он направился прямо в центр города. Он спокойно и медленно шёл по улицам с видом фланирующего бездельника. Некоторые прохожие останавливались, вытаращив на него глаза: они знали Потапыча по митингам, на которых он выступал. Они не верили своим глазам — действительно ли это он, или его призрак, или просто человек, похожий на него! А Потапыч пошёл прямо в полицейское управление. Там в это время было много служащих. Потапыч вошёл и весело сказал: «Добрый
— Почему на ящике? — спросил я.
— Потому что это была бедная кофейня, как почти все кофейни в то время на Кавказе: подавали там кофе на ящике и сидели тоже на ящике. Зато кофе был отличным! Но дело не в этом. Дело в том, что в этот момент в кофейню ворвались… кто бы ты думал?
— Жандармы? — спросил я взволнованно.
? — Как бы не так! — рассмеялся дядя. — В кофейню ворвались товарищи Потапыча и чуть не избили его за такое самоуправство. Потому что эта выходка была бездарной! Но Потапыч был ещё молод и горяч. На улице ждала пролётка, и они немедленно укатили.
— Здорово! — сказал я. — А жандармы?
— А жандармы прибежали в кофейню через тридцать минут и арестовали несчастного перса.
— А Потапыч?
— А Потапыч был уже в полной безопасности…
— А что он там делал?
— Кое-что, — сказал дядя. — Этвас!
— А что… — начал было я.
— Ладно, не «акай», — сказал дядя. — Пора нам отправляться в путь. Плота у нас нет, а надо спешить…
— Да дядя же! — упорствовал я. — Скажи ещё хоть два слова…
— Ну, так и быть! — улыбнулся дядя. — Ещё два слова — и в путь…
Дядя раскурил трубку.
— Потапыч наладил работу подпольной типографии и успел отпечатать несколько листовок, — продолжал дядя. — И тут-то его схватили: уже крепко! Дело в том, что в типографию пролез провокатор. Проще говоря, шпион под маской революционера. Он выдал всех с потрохами! Типография была разгромлена, Потапыч попал в тюрьму, а оттуда в ссылку…
— Куда в ссылку?
— В Онегу! — сказал дядя.
— Как и ты?! — воскликнул я.
— Так точно! — сказал дядя, попыхивая трубкой.
— Ты был там вместе с ним? — спросил я.
— Конечно!
— И вы его тоже видели? — обратился я к Порфирию.
— А как же дак! — улыбнулся Порфирий. — Конешно, видал!
— Как-то у вас всё интересно! — сказал я. — Все вы друг друга видели и все вы друг друга знаете!
Размышления о тропе
Через пятнадцать минут мы вышли в путь навьюченные, как верблюды. Я, правда, был не очень навьючен. А Чанг был совсем не навьючен. А дядя и Порфирий были очень навьючены: кроме мешков — то есть «универмага» и «ларька», — они несли ещё по мешку сёмги. Это были очень тяжёлые мешки: в каждом мешке было по восемь сёмг, а в каждой сёмге было в среднем по шесть килограммов! Представляете, какие это были вьюки? Вот так-то!
Но самое удивительное было не это. Самое удивительное было, что нам не пришлось долго идти! Мы настроились идти неделю или хотя бы дней пять, а шли всего несколько часов. Может быть, вы думаете, что мы построили новый плот? Вовсе нет! Или вы думаете, что нам помог медведь? Например, МихаЙла? Тут вы тоже ошиблись! Просто нам очень повезло. Как сказал дядя, «мы родились под счастливой звездой». Сейчас вы поймёте, к чём дело. Но слушайте всё по порядку.
Когда мы вышли на тропу, стал накрапывать дождь. Он мне уже надоел, этот дождь, потому что я всё ещё не мог согреться после той ливневой ночи. А тут ещё надо было переходить Ниву вброд — на правый берег. Потому что пристали-то мы на плоту к левому берегу, а теперь нам опять нужно было попасть на правый. Левый берег был чересчур лесист, он был весь завален буреломом, даже возле берега. И там не было хорошей тропы. А на правом берегу была хорошая тропа. Это всё объяснил нам Порфирий. Правый берег был более «обжит», в стороне от реки по правому берегу шла железная дорога, и рыбаки здесь ходили часто — они и выбили вдоль берега тропу; в общем, правый берег был веселее.