В бой идут...
Шрифт:
– Отработала я свое санитаркой - ворчала Семеновна, но послушно следовала командам.
Вскоре я, как падишах, восседал на скрещенных руках, а с боков ко мне нежно прильнули отдувающиеся немка с военным. Хоть сейчас на плакат с пропагандой бисексуализма, тьфу!
– Ну что, восстанавливается?
– интересовался пыхтящий Митрич.
– Все, опускай, я зеленый уже.
И мы скорым шагом двинулись дальше.
– Сергеевна, как мы там по таймеру? Сильно выбиваемся?
– поинтересовался неугомонный Митрич. Угодив на импровизированный марш-бросок, он почувствовал
– А уже все, ребята - криво и жалобно улыбнулась Света.
– Уже приехали. Я подсчитала - не успеваем. Даже если Митю сейчас бросим, нас все равно в полукилометре от границы примут.
И тут я в первый раз увидел плачущую Снежную Королеву.
– Это все я...
– всхлипывала она.
– Из-за меня это все. Прав он, во всем прав - всю жизнь я людей подставляю! Самых лучших, тех, кто мне поверил! И все из-за гонора своего проклятого. Я как чума заразная, как болезнь! Ну вот зачем я на обострение пошла, ради чего? Похвастаться «дыркой» вскрытой сучке захотелось, вообразила из себя...
И она тихонько завыла, но тут же осеклась, перестала всхлипывать и часто заморгала, загоняя слезы обратно.
– Это все омоложение это проклятое - тихо сказала она.
– Купилась, вообразила себе невесть что, крылья расправила. А вот и кончилось все. Быстро.
Мы молчали, не зная, что делать. Лишь Семеновна приобняла подругу и гладила ее по голове, как маленькую девочку.
– А ну разговорчики в строю!
– заорал вдруг Митрич.
– Чо стоим, воены?! Вперед, шагом марш, команды «разойдись» не было! Вперед, вперед, вон Митя уже зеленый!
– Зачем?
– по-прежнему тихо спросила Света.
– Инструктаж будет на ходу!
Пожав плечами, я двинулся вперед, за мной - все остальные.
Митрич, помолчав минутку, наконец заговорил:
– Я, конечно, так как Светка излагать не могу, но вот что я вам скажу: если меня чему армия и научила, так это тому, что сдаваться нельзя. Вообще. Никогда. Если сел и крылья сложил - ты двухсотый. Без вариантов. А будешь барахтаться - может, и вывезет кривая.
– Ну какой смысл идти, Сережа?
– упиралась плакса.
– Ну примут нас не здесь, а в километре от границы - в чем разница?
– Кстати, - влезла в разговор Семеновна - а почему за нами не следит? Я думала, с нами пару стражников отправят, чтобы повязать всех, как время выйдет.
– А смысл, Нина?
– устало ответила Сергеевна.
– Выход из локации через ущелье, там пост, его не обойдешь. Они нас, опоздавших, и возьмут под белы рученьки.
– В чем смысл, говоришь?
– вернулся к теме тугодум Митрич.
– Ну смотри: жизнь есть жизнь, конечно, и с чудесами в ней не густо, сами знаете, не дети. Но если полная жопа накрыла и шансов нет - можно сдаться, а можно дергаться. Вот если сдаться - то накроет сто процентов, без вариантов. А если дергаться, то хоть какой-нибудь один сраный процент, да появляется. И иногда он срабатывает, это все армейские знают. Раз в год и палка стреляет. Поэтому ты права, а не он. По жизни права - всегда до конца идти надо, я это еще летехой понял, когда меня на стройбат к судимым кинули. Я поэтому с тобой и иду, а не за твои красивые глазки. Зареванные.
– В кои-то веки наш Сапог что-то умное сказал - встряла немка.
– Все правда, Светка. Почему врачи на операции пациентов не бросают никогда, даже если все уже давно ясно? Именно поэтому - всяко может случиться. Чего только в жизни не бывает. Поверь, я в своей больничке таких чудес насмотрелась...
Сергеевна наконец улыбнулась:
– Ага, прискачет Красная армия, и спасет мальчиша-кибальчиша. Вы как дети прямо, такие большие, а в сказки верите. Ладно, пошли, что стоять, раз уж решили дергаться.
Мы шли, минуты текли, но ничего не происходило. Начал накрапывать мелкий дождик, и на душе становилось все тоскливее. Минутное воодушевление прошло и досада на то, как ловко и унизительно быстро отыгрался банкир, вновь разъедала душу. Мы месили грязь в тягостном молчании, даже Митрич замолк, нахохлился и скрючился почти как в жизни.
– Стойте!
– велел я, и уселся прямо в лужу.
– Передохнем, я сейчас красный буду.
Отдыхали тоже в молчании. Вдруг Митрич вскинул голову и гаркнул:
– Скачет!
– Красная армия?
– ехидно поинтересовалась Семеновна.
– Да нет, лошадь скачет! Не слышите что ли?
Мы замерли, вскоре я действительно услышал далекий стук копыт.
– Ну и что?
– поинтересовался я - За нами, небось, и скачут. Стражу послали нарушителей задержать, на случай, если мы до границы не пойдем.
– Там не только лошадь - возразил Митрич.
– Ладно, что гадать, сейчас увидим.
Через пару минут из-за поворота выскочил здоровенный ошалелый конь, впряженный в телегу. На телеге, балансируя на согнутых ногах, стоял Рукожоп и нещадно хлестал лошадь вожжами. Эпическая картина «Махновец», ему только пулемета сзади не хватало. Поравнявшись с нами, он дернул вожжи, едва не порвав коню губы, и, лыбясь как начищенный пятак, поинтересовался:
– Подвести?
На сей раз зарыдали обе бабки.
Когда мы уже тряслись в безрессорной телеге как в миксере, Митрич подполз ближе к вознице и проорал:
– Ты где скотину взял? Для тебя ж магазин на лопате!
– А я у лесорубов купил!
– орал в ответ залетчик.
– Сивка их личный, они с ним что хотят, то и делают, а про директора я им ничего не сказал. К тому же я все равно собирался себе маунта брать, пеший рыцарь - это какое-то недоразумение.
– Ага, а рыцарь на телеге - самое то! Ну и зачем ты вписался?
– продолжал допытываться Митрич - Он ведь тебе этого не забудет.
– Да пошел он!
– легкомысленно отмахнулся Андрей - Он мудак, а с вами прикольно. Не люблю директоров, не складываются у меня с ними отношения.
– Ты хоть школу-то закончил, воин?
– заржал военный.
– Это игра «18-плюс» - важно ответил наш охранник.
Небо еще больше потемнело, дождь превратился в ливень, а впереди страшно грохнула молния - на полнеба. Но наш тарантас летел вперед, поднявшийся ветер бросал в лицо тяжелые капли и свистел в ушах. Андрюшка хлестал вожжами, а Митрич вдруг заголосил: