В бой ради жизни

Рёв взлетающих самолётов разрывал атмосферу, сотрясая всё вокруг. Пассажиры и служащие омского аэропорта на несколько секунд становились глухонемыми и старались промолчать или объясняться на пальцах, пока взлетал самолёт. Для лётного состава этот рокот был песней в их повседневной жизни, чего нельзя было сказать о пассажирах, для которых непривычный оглушающий грохот производил встряску всей нервной системы.

– Боже, и когда же наконец

Сидящие рядом пассажиры ничего не ответили, однако согласились, слегка кивая. Не найдя собеседников, пассажир, коим был весьма и весьма пожилой человек, обратился к рядом сидящей молодой девушке, своей внучке: – А скажи-ка, Лидочка, долго нам ещё здесь париться, как ты любишь выражаться?

– Дедуль, сколько тебе говорить, вылет нашего рейса по плану через полчаса, – слегка раздражённо произнесла девушка, затем, немного смягчившись и поцеловав деда в седой висок, добавила: – Ну потерпите немного, Егор Иванович, и не забывайте, что перед операцией вам нельзя волноваться.

И девушка, обняв рукой старика за шею, прижалась к его плечу.

– В моем возрасте, внучка, волнуются только в одном случае: успеть добежать до гроба и красиво расположиться в нём. Вот. А потом, зачем вся эта возня со мной, со старым пнём? – усмехнувшись произнёс дед. – Неужели в нашей стране не могут сделать эту клятую операцию? Непременно нужно тащиться в Германию?

– Товарищ боевой генерал в отставке, а ну-ка прекратить нытье и свои солдафонские шуточки, – в тон ему произнесла девушка. – Ты у нас ещё такой красавец, горы свернёшь, а туда же – о каком-то гробе. Немедленно прекратить эти разговорчики, а не то получишь три наряда вне очереди.

– Ну вот, научилась у деда. Тебе уже ротой можно командовать, а она, видишь ли, в журналисты подалась.

Но договорить Егору Ивановичу не дал голос из динамиков, возвестивший о посадке на московский рейс.

Уже в самолёте, уютно расположившись в кресле, Егор Иванович взял в свою большую ладонь нежную маленькую руку своей внучки, так заботливо опекавшей его в последнее время, и, глядя в глаза, тихо произнёс:

– Всё будет хорошо, дочка, – он всегда так называл свою внучку, когда говорил что-то важное. – Не волнуйся, прорвёмся, как всегда. В Германию так в Германию, не всё ли равно, где умирать. Но если что не так, похороните только там, где я сказал, – в моём родном Омске.

Егор Иванович отклонился на спинку кресла и стал смотреть через иллюминатор на ландшафт местности, над которой они пролетали.

Внизу медленно проплывали огромные участки зеленеющих полей, обрамлённые извилистыми речушками и ровными лесополосами. Самолёт накренился для разворота, и отражённые от многочисленных озерков лучи света заиграли в его салоне. Егор Иванович задумался: «Как здорово, как славно жить! Как хорошо, что на нашей земле уже давно царит мир, и большинство людей не знает, что такое война. И это правильно, человек должен постоянно думать только о хорошем. Но иногда нужно вспоминать, а точнее не забывать о той страшной войне всех времён и народов, в которой мы – моё поколение – победили. И если бы этого не произошло… – у старого генерала на секунду даже прервалась мысль, потому что даже ему, прошедшему всю войну, трудно было представить весь ужас, который мог произойти с нашей страной. Но он нашёлся и закончил мысль: – Сейчас этой прекрасной и цветущей страны, этого замечательного народа просто бы не было».

Егор Иванович с большим интересом смотрел через стекло иллюминатора на безграничные поля и просторы своей огромной и великой Родины. А на память ему приходили другие поля, изрытые снарядами и бомбами. И старый советский генерал вдруг отчётливо вспомнил совсем небольшой эпизод из своей столь многогранной боевой жизни. Тогда он лейтенантом, как и многие, кто только-только окончил военные училища, попал в самое пекло войны. Но его воспоминания прервала Лидочка:

– Дед! Егор Иванович, о чём задумался? – весело, с искоркой в глазах спросила внучка.

По всему было видно, что начавшееся путешествие девушке нравилось, и ей не терпелось разделить свои радостные ощущения с близким человеком.

– Да так, ни о чём, – грустно ответил Егор Иванович, недовольный тем, что его оторвали от нахлынувших воспоминаний.

– Так и ни о чём? – не унималась Лидочка.

Егор Иванович отвёл взгляд от иллюминатора и медленно повернулся к Лидочке.

– Послушай, егоза, вот сколько я знал на свете Лидочек, такой, как ты, настырной ещё не встречал. А, впрочем, это и хорошо.

– Так, так. Это каких таких Лидочек ты по жизни встречал? Ну-ка колись, дед, – не унималась внучка. – Не боись, бабушка не узнает.

– А ну тебя.

Егор Иванович уже хотел отмахнуться от назойливой внучки и продолжить наблюдение в иллюминатор, но вдруг передумал. Старый генерал немного помолчал, не обращая внимания на тараторившую Лидочку, а затем резко повернул голову в её сторону и, глядя в глаза, произнёс:

– А и в самом деле, послушай историю про одну Лидочку. Полагаю, тебе не будет скучно. А то ведь как-то надоело столько лет хранить это в своей памяти. Считай, что это исповедь старого генерала.

И Егор Иванович не откладывая в долгий ящик начал свой непридуманный фронтовой рассказ.

Бой давно уже закончился, но в помутнённом сознании Егора Кузьмина, командира второй стрелковой роты, всё ещё звучал нескончаемый гул артиллерийской стрельбы и гусеничный лязг прорвавшихся вражеских танков. Егор открыл глаза. Голубое июльское небо, как кистью на картине, было измазано чёрными и синими полосами гари и дыма.

Лейтенант встал. Чисто автоматически стряхнул с себя пыль и стал пристально вглядываться в окружающее пространство, именуемое полем боя. Насторожённость оказалась не лишней, так как справа, метрах в пятидесяти от него, из горящего бронетранспортёра, минуту назад подорвавшегося на мине, как очумелые выскакивали немецкие солдаты и разбегались в разные стороны, стараясь погасить горящую одежду.