В бою антракта не бывает
Шрифт:
Второе (в качестве удовлетворения обеих сторон, заинтересованных в скорейшем завершении этого дела).
Просим Вашего разрешения на совместные действия. А также предоставить связь ответственного за расследование с К. Романовым.
Даньшин отложил запрос и кивнул офицеру:
– Продолжай. Кажется, я спросил, почему ты остановился на кандидатуре Романова.
– Сергей Каменев родом из Самары, там проживают его родители и младшая сестра. Через пару дней она вылетает самолетом на Дальний Восток, к брату.
– У нее отпуск?
– Марина Каменева бросила учебу в университете и вступила в полосу сплошных каникул.
– Ясно. Романов сейчас тоже в Самаре, я понял. – Даньшин нашел глазами Евгения Пахомова. – Срочно вылетай в Самару, вызывай Романова в штаб 2-й армии, беседуй, советуйся, отдавай приказы.
Подполковник встал с места.
– Слушаюсь, товарищ генерал. Выписать ему документы прикрытия?
– Оперуполномоченный нашего Главка, – согласился генерал. – Ему двадцать девять? «Присвой» ему звание капитана. Значит, там, где не справится целая армия, управится один человек? – спросил он после паузы. – Да, да, я понял, ты говорил не о рядовом человеке, ты имел в виду профессионала. Ход не новый, он не раз давал положительные результаты.
Даньшин нажал на клавишу селекторной связи и распорядился:
– Досье на Романова: как там его по имени-отчеству?
– Константин Андреевич, – подсказал флотский разведчик, – год рождения – 1977. Агентурный псевдоним – Румын.
– Слушаюсь, – ответил адъютант, слышавший каждое слово в кабинете шефа.
– Не отключайся, – предупредил его Даньшин. – Как только Романов вылетит в Хабаровск, а точнее, пройдет паспортный контроль, отправляй запрос в МВД. Иначе Романову шагу не дадут сделать.
Глава 10
Изгои
1
Они шли уже два часа, последние тридцать-сорок минут – ориентируясь по звукам поездов. Скорее бы добраться до железной дороги, припасть губами к самой грязной луже и пить, пить...
Они шли только вперед, от этого в голове Кисина родилось несоответствие: нужно свернуть или идти назад. И чем ближе к цели, тем больше кружится голова: стук колес перемещался за спину.
– Я больше не могу. – Кисин плелся в хвосте и еле переставлял ноги.
– Знакомая фраза, – насмешливо отозвалась Ирина, останавливаясь. – Неудивительно, что ее я слышу всегда только от мужиков: «Я больше не могу!» Конечно, ты не можешь.
– Скажите, что я убью ее! – вырвалось у Михаила.
Девушка рассмеялась:
– Ты даже сам не можешь сказать об этом. И не смотри на меня так, мне твои взгляды побоку. Не можешь идти, окапывайся здесь.
– Ну и окопаюсь, – огрызнулся Кисин. – Встретимся на суде.
– А потом в женской колонии, – парировала Ирина. – Соберитесь! Еще десять минут, и мы выйдем к станции.
Кроме перестука колес, ее ухо уловило иногда прерываемые встречным ветерком переговоры диспетчера по внешнему громкоговорителю. Судя по всему, беглецы подходили к сортировочной станции, той самой, где только малодушие не позволило им открыться перед рабочими. Наверное, именно этот момент стал переломным в их судьбе.
Ирина вспомнила нытье Михаила, если бы он тогда не начал обливаться слезами, все могло сложиться по-другому.
– Мутант.
– Чего? – Кисин поднял глаза.
– Я буду звать тебя мутантом. Замолкни! – Она повысила голос, не давая Михаилу открыть рот. – А то не доживешь до суда. Ты глупый и трусливый мутант. Кто ныл все время в вагоне? Кто убил рабочего?
– А ты не убивала?!
– Не застрели я майора, нас бы пощелкали на посту.
– А как быть с ментом в отделении? Его ты тоже не убивала? Нет, это Серега накаркал! «Быть в бегах – это наслаждение, счастье! Любым способом, даже кровавым!» Сволочь! Нас всех перебьют.
– Перебьют, если ты не бросишь орать.
Они вышли к окраине сортировочной станции с южной стороны. Некоторое время наблюдали густую паутину железнодорожных путей и множество низких и мрачных строений.
– Туда. – Ирина указала на железнодорожную ветку – с поржавевшими рельсами и шпалами, тонущими в траве, и сломанным семафором на накренившемся столбе.
Этот путь, которым давно не пользовались, заканчивался списанными пассажирскими вагонами – этакий маленький городок на окраине сортировочного парка. Даже с такого внушительного расстояния можно было различить сохнущее на веревках белье, велосипед, прислоненный к самодельному деревянному крыльцу вагона, кур под предводительством белого петуха, чей звонкий голос издали привлекал к себе внимание.
С одной стороны этот тупик прикрывало заброшенное приземистое здание с выбитыми стеклами, а дальше шел кустарник, плавно переходящий в лес. Другая сторона была практически открыта, не считая десятка тополей и нескольких грузовых платформ на первом главном пути парка.
– Снова в лес, – пробурчал Кисин, замыкая колонну. – А я не верил, что осень в Сибири качественная.
Он в кровь сбил ноги и с завистью смотрел на Николая Трофимова, обутого в кроссовки Сафиуллина, и на Заботина, которому впору пришлась обувь застреленного гравера. Можно было снять туфли с майора, но не хватило времени. К тому же сразу и не сообразишь, что нужно делать. Все произошло быстро, неожиданно. Если бы он сидел на месте Ирины, не смог бы действовать так грамотно и решительно, как она. Михаил снова и снова возвращался к мысли, что завидует ее смелости и хладнокровию, что рождало в нем другое чувство – ненависти. Его обуревали незнакомые доселе мысли о насилии. Он явственно представлял, как сбивает Ирину с ног, бьет ее по лицу, в кровь разбивая ее губы, нос, рвет на ней одежду. Дальше... Разгоряченная фантазия в этом месте круто поворачивала назад, к избиению. До полусмерти. Главное – унизить ее, дать понять, что он – мужчина.
Сволочь, обозвала мутантом, встретимся, мол, в женской колонии. А он не нашел ответа.
«Отыграюсь, – думал Кисин, – обязательно отыграюсь...»
Незамеченные, они пролеском вышли к заброшенному пакгаузу и через оконные проемы несколько минут наблюдали за путейским городком, состоящим из шести вагонов. От последнего вагона к будке деревянного туалета протянулось проволочное ограждение с сигнальными консервными банками. На небольшом отдалении стояла мрачная баня, сложенная из списанных шпал.