В бою обретешь ты право свое (год 1904)
Шрифт:
– Это не моя обязанность, и вообще, я вам не подчиняюсь, вы не мой начальник....
– Не начальник, хорошо.
– я гнусно ухмыльнулся, - Поскольку для нашего дела боец нужен грамотный, а грамотных взять негде, то надо учить тех кто есть. А учить вы отказываетесь.... Сейчас мы пойдем на мостик, доложим вашему командиру, о том кто чей начальник, и пусть Роберт Николаевич сам решает вопрос о вашей профнепригодности.... Надеюсь, вас спишут на берег с занесением в личное дело - не пригоден....
– Э-э...
– боится он своего командира больше чем черта, недаром нас
– Пять минут вам на "подумать" тов... господин поручик...
– о клиент созревает, прямо на глазах. Прекрасно, значит и обстановку в стрессовой ситуации оценит быстро.
– Извините, погорячился, просто как то не привычно. Они же крестьяне, им грамота не нужна, она для них просто вредна, всякие вольнодумские листки читать....
– Грамотного человека труднее обмануть, Владимир Константинович, грамотный человек в жизни устроится лучше, поэтому и всяких левых мыслей будет меньше, да и государству нашему как при всеобщей безграмотности развиваться?
– ну не понимает, блин, упертый какой, а из-под палки нельзя.
– Короче, господин поручик, будьте добры, продумайте программу обучения.
– А можно вне службы обратиться?
– киваю, мол продолжай.
– вот вы часто пытаетесь назвать меня товарищем, я замечал, но обрываете себя, почему?
– Что почему, почему товарищ, или почему обрываю?
– И то и другое.
– Традиция у нас есть, с кем в бою побывал, с кем плечом к плечу супостата одолел, кровь пролил, того называем товарищем, а обрываю, так звание это надо еще заслужить, что бы не только я но и все мои товарищи к вам так обращались.
– А, как первые казаки, ну запорожцы.
Да, только у нас отношение к товарищам, как к боевым братьям, читал раньше на Руси были перуновы дружины, так примерно тоже самое.
– Сам погибай, а товарища выручай? Слышал, я ненароком, как Дик солдат учил.
– Вы правы, Владимир Конст...
– Давайте просто Владимир.
– смотри-ка сблизиться хочет.
– Хорошо, ну а я так Сергей или Серж, в бою откликаюсь на Ника. Ладно, с этим все, давайте продолжим заниматься.
17 марта 1904 года 07-25 по местному времени.
Желтое море 120 миль южнее Порт-Артура.
Павел Павлович Одинцов
Совсем недавно, в этих водах, мы шли на север, прорываясь в Порт-Артур. Теперь наш курс лежит в обратном направлении. И снова за нами корабли, на этот раз боевые крейсера 1-й Тихоокеанской эскадры РИФ. Ночью, когда были вскрыты секретные пакеты, от командиров кораблей не последовало ни одного вопроса. Да и чего спрашивать опытному командиру, когда он получает документ, в котором четко изложена цель и представлен план операции. Наши радары настороженно обшаривают воздух. ГАС чутко вслушивается в глубину. Ведь, зачастую, корабль врага можно быстрее услышать под водой, чем увидеть на радаре. Идем в стороне от привычных трасс, если встретится "собачка" дальнего блокадного дозора, придется утопить ее торпедой. Хотя, в этих водах, "собачек" у японцев осталось только две, еще четыре у вице-адмирала Камимуры, на которого мы собственно и охотимся. Есть еще броненосный "Чиода", соответствующий собачкам по водоизмещению и вооружению, но сильно уступающий им в скорости. Задача этого похода, объединить крейсерские эскадры и, так или иначе, выбить японские броненосные и бронепалубные крейсера. До исходных позиций для рывка через Корейский пролив на еще сутки такого форсированного ходу. Все расчеты противника на то, что мы идем на экономичных десяти узлах. Но это совсем не так. Мы мчимся в два раз быстрее. Хотя это слово подходит для всех кроме нас, для Баяна это, к примеру, предельный ход, а для нас - две трети максимума. На мостик поднимается полковник Агапеев. Стоит рядом, молча смотрит на вспененную воду за бортом.
– Павел Павлович, а какова она, жизнь в будущем?
– здрасьте товарищи, полковника на философию потянуло. Хотя почему нет, то текучка заедала, футуршок однако тоже, потом чуть отошел и, вот он - вечный русский вопрос о смысле жизни.
– Понимаете, Александр Петрович, по главному смыслу, жизнь она всегда одна и та же, если конечно не война за эту самую жизнь. Человек он о доме, о семье, о себе самом думает, а какой при этом на дворе год: 1250-й, 1610-й, 1860-й, 1924-й или 2012-й по большому счету разницы нет. У нас уже столько раз все рушилось и возрождалось вновь.
– Интересные даты вы назвали, Павел Павлович, значит, вы считаете свое время возрождением после краха великого государства? А как же мы, Российская Империя, мы не великое государство?
– Великое то великое, Александр Петрович, только вот пятна на солнце, мешают этому самому солнцу светить. При нашей огромной территории и через сто лет большая часть ее лишена нормальных дорог, как шоссейных, так и железных. Страна лишена доступа к большей части своих богатств. И через сто лет, все что мы пользуем в быту мы будем ввозить из-за границы или собирать из заграничных деталей, только сейчас это керосиновые лампы и швейные машинки, а через сто лет это будут телевизоры и айфоны. Даже мысли у "властителей дум" все те же: - "как хорошо бы было, если бы весьма умная нация победила весьма глупую".
– Экий вы... злой, Павел Павлович, и от такого человека может быть польза.
– Ага, - буркнул я, - если дать ему пилу и послать валить лес, под конвоем. Им ведь ради своих идей никого не жалко, чего я их жалеть должен. Тут скоро интеллигентные люди, не Стеньки Разины какие, такие горы трупов наворотят. Я, если будет возможность, всех кадров что тогда отличились, найду и на ноль помножу.
– Хватит об этом, Павел Павлович, лучше скажите, у вас ведь у всех, там остались семьи, родители, жены дети...
– Конечно, остались, странный вопрос, не у всех, конечно. Есть у нас люди, что бегут в море, от одиночества на берегу. Вы думаете, отчего мы с капитаном первого ранга Карпенко гоним события бегом. Пока такой темп, людям задумываться некогда, да и невместно в море устраивать истерики. Вот и позагоняли люди все проблемы вглубь себя, до поры. А стоило зайти в базу, да отпустить команду по кабакам-ресторанам, так все бы и кончилось, рассыпался бы коллектив. Потому я и попросил Степана Осиповича, что бы тот написал отцу Иоанну Кронштадскому, попросил бы благословить кого-нибудь на столь тяжкий подвиг, окормлять наших скептиков-атеистов. После такой катастрофы человек или уверует или морально сгинет. А негожего человека, отец Иоанн, я думаю. нам в корабельные священники не благословит. А это надо сделать скорее, не хочу дожидаться момента, пока у людей в голове начнет срывать болты. Немного разрядило обстановку то, что мы не брошены, что мы нужны, а уж вчерашнее награждение матросов и морских пехотинцев, отличившихся за эти два дня, лично Степаном Осиповичем георгиевскими крестами, подняло боевой дух достаточно высоко. Ведь нашел же время, приехал, несмотря на всю суету, и лично вручил... Эх...