В бурунах
Шрифт:
Куркин поднялся на тачанке, обвел глазами притихших казаков и закончил:
— Вот и все. Как эти старики воевали, вы знаете. Николай Павлович Ярохин геройски погиб на высотке. Усачев орденом награжден. Я тоже награжден и думаю, казаки, что мне перед смертью не стыдно будет за то, как я прожил свою жизнь
В темную декабрьскую метельную ночь донские и кубанские казаки прорвали основную оборонительную линию немцев, захватили Ага-Батырь, Сунженский, Иргакли и, расширяя прорыв, устремились к реке Кума.
Над песчаными бурунами, исхлестанными гусеницами танков и колесами телег и машин, черным облаком плыл дым пожарищ, и хлопья пепла падали на снег. Все степные хутора, очищенные от врага, были разрушены, искромсаны, сожжены немцами. На дорогах валялись трупы немецких солдат, припорошенные серым от пепла снегом. Одинокие степные колодцы были так завалены падалью, что негде было поить коней. Из хуторских и станичных развалин выползали истощенные, чудом уцелевшие жители. Они плакали от радости, встречая казаков, и долго глядели им вслед, и долго кланялись, благодаря за спасение.
Третьего января тысяча девятьсот сорок третьего года войска генерала Масленникова штурмом взяли Моздок.
Левое крыло Клейста, сбитое с основных оборонительных рубежей, дрогнуло. Один за другим покидали вражеские полки свои насиженные зимние позиции и бежали на запад, к Минеральным Водам.
— На Дон! — кричали казаки, преследуя противника.
— На Кубань!
Неотразимой лавиной, кроша лед и разбрызгивая воду, неслась многотысячная казачья конница через реку Куму. Теперь под казаками были добротные кони. В лохматых черных бурках, с развевающимися по ветру башлыками, мчались казаки вперед, рубя клинками немецких гренадеров, а наши тяжелые танки, следуя за конниками, давили немецкие блиндажи, вминали их в мерзлую землю, разворачивали в лоск вражеские окопы…
Рано утром, на берегу Кумы, генерал Селиванов пропускал несущиеся вскачь гвардейские полки. Он стоял на подножке покрытого инеем и грязью «штейера», широко расставив ноги, маленький, сухой, в расстегнутой шинели, с неизменным стэком в руках. Казаки выхватывали клинки и салютовали своему генералу, крича что-то в радостном возбуждении, а он, прикладывая к губам платок, на котором виднелись красные пятна, махал нм затянутой в перчатку рукой, и в его холодноватых, всегда таких спокойных глазах блестели слезы…
Позади, на востоке, исчезала в облаках дыма и пыли бурунная степь. Она лежала засыпанная снегом, истоптанная копытами, и над ней медленно плыли изжелта-бурые метельные тучи.
Впереди, на западе, в грохоте пушечных залпов, в грозовых раскатах бомбовых разрывов, ожидали освобождения чуть тронутые голубоватой морозной дымкой свои, родные, советские земли.