В царстве тьмы. Оккультная трилогия
Шрифт:
С угнетенным сердцем и поникшей головой прошла она в лабораторию, где Укобах читал подле окна. Долгим испытующим взглядом смотрел он на остановившуюся в дверях красавицу, бледную, как восковая маска.
— Здравствуйте, сестра Ральда. Соблаговолите присесть, — вежливо сказал он, придвигая ее кресло, — и побеседуем. Прежде всего, не знаю, известно ли вам случившееся этой ночью происшествие, с которым брат Зепар не смог бы справиться без моей помощи.
Он вкратце передал происшедшее и сурово прибавил:
— В противном нам лагере вы оставили людей, которые, по-видимому, желают получить вас обратно, но… этим они оказывают вам плохую услугу, тем более что никто их об этом не просит. Борьба предстоит тяжелая и опасная, потому
Укобах умолк и пронизывающе смотрел на Мэри, которая стояла мертвенно-бледная, поникнув головой.
— Завтра прибудет Уриель и переговорит с вами, а пока я должен сообщить его распоряжение относительно вас. Впредь до нового распоряжения вы будете заключены в ваших комнатах, не смеете выходить из них и кого-либо принимать. Одинаково вам запрещено предаваться воспоминаниям о происшедшем. Вот все, что я имел сказать вам. Прибавлю еще один, последний, дружеский совет: будьте тверды, благоразумны и не рискуйте будущим, сулящим вам богатство и наслаждения, ради каких-то утопий, навсегда вычеркнутых из вашей жизни. Теперь мы прочтем молитвы люциферианского ритуала, а затем я вас отпущу, сестра.
Машинально пробормотала усталая Мэри кощунственные славословия и совершила обычное коленопреклонение перед статуей Люцифера, а затем вышла, не говоря ни слова. Укобах проводил ее мрачным взглядом.
«Гм… Такое душевное настроение и прострация сулят мало хорошего: отрава действует, и я начинаю опасаться, как бы не пришлось покончить с ней», — подумал он, хмуря брови.
У себя Мэри бросилась в кресло и взялась за голову. Глубокое отчаяние охватило ее душу, и все ее существо трепетало от безумной тоски и отчаяния, что она обречена на смерть. Горючие слезы неожиданно сверкнули между ее пальцами и падали на Пратисуриа, который неизменно лежал у ее ног, охраняя свою госпожу. Минуту спустя тигр с тревожным видом поднял голову и внимательно взглянул на нее, а потом, мягко поворчав, положил свою огромную лапу на ее колени. Мэри выпрямилась и увидела, что глаза тигра с удивительным выражением смотрят на нее. За это время она привязалась к своему безмолвному стражу и перестала его бояться, но в эту минуту ее изумило выражение животного: тигр дрожал всем телом, а в зеленоватых глазах проглядывало нечто человеческое — несомненно, выражение тоски и страдания.
Мэри вздрогнула. Неужели и он чувствовал свою неволю и мечтал о девственных джунглях родины, где он, страшный царь джунглей, жил на свободе до той злополучной минуты, когда им овладела баядерка, обратившая его в свою игрушку и орудие мести? О! Бесспорно, страшный зверь оказывался менее дик и жесток, чем орда последователей сатаны, в когти которых они оба попали.
В отчаянии она порывисто обняла шею тигра, прижалась к нему и судорожно зарыдала, а Пратисуриа оставался неподвижен и только лизал нежно обнимавшую его руку. Наплакавшись досыта, Мэри выпрямилась и с удивлением заметила, что полуоткрытые глаза грозного зверя заволоклись слезами.
— Пратисуриа, ты тоже оплакиваешь свою свободу?! Бедный мой товарищ по несчастью! — сказала Мэри и снова
Тигр положил ей голову на колени, и оба застыли в молчании.
Остаток дня, наступившая ночь и следующий день не принесли ничего особенного, и Мэри блуждала по трем комнатам, ставшим для нее тюрьмой, не находя покоя. Она не видела никого, кроме камеристки, которая с надутым видом молча служила ей, подавая завтрак или обед, но до еды Мэри не дотрагивалась.
С часу на час душевное состояние становилось все тягостнее, гнетущая тоска терзала ее, и она попробовала вызвать Ван дер Хольма, но тот не явился. Взамен него она увидела Кокото, забравшегося в камин со своей стаей; маленький бесенок казался удрученным, и его рубиновые глазки укоризненно смотрели на нее. Тянулись тяжелые часы, а с наступлением полуночи такая тоска и ужас напали на Мэри, что она боялась сойти с ума. Сжав голову руками, она забилась в угол дивана, сердце ее было готово разорваться, и она с отчаянием думала о Заторском, мысленно призывая его на помощь. В эту минуту звонкий незнакомый голос прошептал у нее над ухом:
— Ты не одинока. Силы добра охраняют тебя и поддержат. Если будешь тверда, то даже в случае смерти не теряй надежды. Взгляни, я начертаю в воздухе лучезарный крест, который будет блистать, несмотря на злые силы, и ты увидишь его, если призовешь имя Божие. Никогда не забывай, что крест непобедим и что все демоны ада бессильны бороться с символом Божества. Крест — печать Всевышнего.
Голос умолк, а трепетавшая Мэри не сводила глаз с креста, царившего в комнате, озаряя ее кротким сиянием. Присев на задние лапы и ощетинившись, тигр также пристально смотрел на таинственный символ, но не проявил ни малейшего гнева и не двигался.
В эту минуту распахнулась дверь: появился Уриель, застывший на пороге, как вкопанный. Но через мгновение лицо его страшно исказилось. Откинувшись назад, он разразился градом кощунственных проклятий, а затем поднял руки и произнес заклинание; крест прикрыла как бы фиолетовая дымка, но все же он был виден.
— Ральда, немедленно иди сюда, к своему учителю! — угрожающим голосом крикнул он.
У Мэри появилось ощущение, что глаза сатаниста пронизывали ее, как раскаленные стрелы. Машинально, с кружившейся головой, вышла она из комнаты в сопровождении Пратисуриа, который следовал с опущенной головой и поджатым хвостом. Едва только за ними с шумом затворилась дверь, Уриель приказал Мэри идти за ним в лабораторию, а придя туда, он снова произнес заклинание и зажег курения, которые наполнили комнату густым, зловонным дымом. Затем он повернулся к стоявшей молча и точно ошеломленной Мэри, грубо схватил ее за руку и гневно крикнул:
— Признавайся сейчас же, что проделывали здесь эти негодяи, воображающие, что могут вырвать тебя из наших рук! В недрах нашего лагеря они посмели водружать свой омерзительный символ… И все по твоей вине, глупая тварь, которая вместо того, чтобы мужественно сопротивляться, слабеет и дрожит от страха. На что ты похожа, безумная?! Немедленно читай магические формулы нашему повелителю! На колени перед сатаной! — прибавил он, тряся ее, и потащил к статуе князя тьмы.
Но Мэри сопротивлялась. Ей чудилось, будто она видит сквозь черную дымку, как блестит яркий крест, начертанный говорившим с нею раньше таинственным существом.
— Отпустите меня! — глухо пробормотала она. — Я подпишу документ об уступке братству всего наследства Ван дер Хольма. Ничего мне от вас не надо: бедной вошла я и такой же выйду отсюда, ничего не унесу. Относительно же ваших тайн я буду нема как могила. Но только освободите меня, отпустите!.. Я задыхаюсь здесь, мне недостает воздуха! — И она протянула к нему стиснутые руки.
Уриель разразился таким звонким и глумливым смехом, что Мэри вздрогнула. Его высокая тонкая фигура, бледно-зеленоватое лицо с горевшими злобой глазами и кривившая тонкие губы усмешка внушали страх; он был истинным сыном тьмы.