В час ворон
Шрифт:
– Сатанинская шлюха!
Доктор Йорк толкает меня в сторону, бормоча что-то про дьявольскую работу. Он тут же начинает попытки реанимации.
Его слова окатывают меня будто холодной водой. Я съеживаюсь в углу, пока доктор пытается совершить невозможное. От ледяного выражения на лице мисс Каролины мои щеки пламенеют от стыда.
Я отчаянно повторяю:
– Мне жаль. Мне жаль. Жаль. – Каждому из них. Эллису. Комнате.
Я неловко отступаю и сталкиваюсь с бабулей. Когда она прибыла, одному Богу известно. Ее угрюмая фигура загораживает проход. Отвращение – вот что я вижу на ее морщинистом лице. Жесткие седые
Если то пиво не дало мне спасти Эллиса, а бабуля узнает, она это никогда не забудет.
Бабуля крепко хватает меня за руку и выводит из спальни, когда врач подтверждает то, что мы уже знаем. Ее пальцы впиваются в мой локоть злобной хваткой, пока она тащит меня по коридору. Я шаркаю ногами и спотыкаюсь. Мне будто снова десять. От детского страха волоски на коже встают дыбом.
Быстро вытолкав меня на переднее крыльцо, она приказывает:
– Отправляйся домой.
Потрепанная дверь-ширма хлопает о косяк, разрывая лесную тишину.
Ждущий снаружи Могильный Прах поднимает глаза, только чтобы понять, что бабуля говорит не с ним. Он возвращается к обстругиванию ветки.
Доктор Йорк – костлявый мужик со светлой кожей и руками, покрытыми ковром темных волос, подходит к патрульной машине, чтобы переговорить с разительно отличным по фигуре шерифом Джонсом, который выбирается из нее. Окровавленное полотенце, которое доктор теребит пальцами, вытирая руки, кажется изобличающей уликой. Он прожигает меня взглядом.
«Сатанинская шлюха», – шепчет разум. Он наслаждается повторением этой фразы.
Некоторые верят, что заговаривание смерти – дар от Бога. Хотя во мне или в том, что я делаю, нет ничего святого. Другие считают мое умение работой дьявола. Но все же я никогда не просила сатану об этой ноше.
Она не хорошая и не плохая. Забирать смерть у одного и отодвигать ее на другой день – все равно что тасовать карты и раздавать их заново.
Вот только вместо Бога раздает их бабуля.
Мы все поворачиваемся на звук буксирующей на гравии машины. Ярко-красный «Корвет» Стоуна Ратледжа влетает во двор. При виде него я запинаюсь.
Лорелей Ратледж, близняшка Эллиса, выпрыгивает с пассажирского сиденья. Стоун тоже выбирается, его лицо бледное от ужаса.
– Где он?
Отчаянные крики вынуждают шерифа заняться делом и удержать ее на месте. Он изо всех сил старается успокоить ее. Но от печального подтверждения доктора Лорелей ломается.
Стоун отшатывается от новостей, будто вот-вот потеряет сознание. Он цепляется за крышу машины и садится, ошарашенный и потерянный. Дрожащая рука неуверенно касается лица. Его жизнь разбита смертью единственного сына. Я могла бы пожалеть ублюдка, не ненавидь я его так сильно.
– Нам лучше уйти, – шепчет мне Могильный Прах, утягивая к пикапу. Я совершенно согласна.
– Кто-то его убил! – в панике кричит Лорелей.
Пикап отъезжает, а я не могу отвести глаз от происходящего.
Мы отъезжаем недалеко, когда мимо нас в сторону дома Лэтэмов с мигалкой проносится
– Думаешь, его убили?
Могильный Прах пожимает плечами, а затем включает дворники, чтобы смахнуть капли начинающегося дождя.
Глава 6
В иной мир
Из дома я решаю выскользнуть далеко за полночь.
Я все еще дрожу от электрического тока, которым наградила меня смерть. Одна банка пива – и этого хватило, чтобы не дать мне спасти Эллиса? Я выталкиваю вину из головы. С этим прекрасно справится немного виски. Я делаю еще один щедрый глоток теплого алкоголя из фляжки, затем засовываю ее в задний карман.
Я осторожно снимаю сетку с окна своей спальни и вылезаю наружу. Что-то царапает живот. Тихий звон рассыпается о крыльцо у моих ног. Присев на корточки, я вглядываюсь в темноту, пытаясь понять, что свалилось с подоконника. Небо разрезает зарница. Отсвет чего-то блестящего на истертом дереве привлекает взгляд.
Безделушка.
Золотой квадратик с застежкой на задней стороне. Напоминает сережки-клипсы, которые надевают в церковь старушки. Я говорю расцветающей в груди надежде перестать врать. Раньше на моем подоконнике появлялись безделушки, но этого давно не случалось. С другой стороны, неудач у меня тоже давно не было.
Я помню прохладную осень, когда мы нашли Синди Хиггинс в лесу. Накануне она не вернулась вечером домой, и на следующее утро мать заявила о ее пропаже. Ее машину нашли брошенной у шоссе, и шериф собрал поисковый отряд, в основном из местных. Мне тогда было двенадцать, Синди шестнадцать, но почему-то в детстве подростки кажутся бесконечно старше. Я отстала от поисковой группы, концентрируясь на слышимой мне карусельной музыке – песни души Синди Хиггинс.
Она сидела без сознания в корнях дерева, сильно избитая и полураздетая. Я уже тогда знала, что кто-то плохой поступил с ней дурно. Ей, наверное, было слишком плохо, чтобы я могла помочь, но я не знаю, не сыграли ли свою роль мои страх и шок от случившегося.
Затем я услышала карканье с ветви над головой. Оно разнеслось по всему бескрайнему лесу, напоминая мне о том, что я отбилась от группы.
В один миг Грач из вороны, сидящей на дереве, превратился в мальчика, который стоял рядом со мной. Он сел на колени, уверяя меня, что все будет в порядке. Что теперь он о ней позаботится. Не помню, позвала ли я других поисковиков, или они просто нашли меня, но я не отпускала безжизненную руку Синди, пока они не пришли.
Я не смогла спасти около десятка душ. Каждый раз это призывало ко мне Грача. Обычно всего на несколько дней. В зависимости оттого, как быстро ему удавалось перенести их души.
Шорох хлопающих крыльев разносится по лужайке. Я спрыгиваю с крыльца и бегу за звуком, который исчезает в лесу.
Сотня ярдов, и я потеряла темное пятно, за которым следовала. Что бы мне ни привиделось, оно исчезло в ночи.
Остатки дождя время от времени капают с ветвей. Листья шуршат под ногами. Яркий лунный свет пробивается сквозь кроны деревьев, позволяя разглядеть лес вокруг. По мере того как глаза привыкают к безмятежности ночи, я пытаюсь найти хоть какой-то намек на то, куда это темное пятно могло деться, если только мне не привиделось. Виски уже туманит мысли.