Шрифт:
Никогда ничего не покупайте в банке подержанных органов. И, раз уж я даю вам полезные советы, не снаряжайтесь для путешествия по Венере, пока на ней не окажетесь.
Мне бы следовало обождать. Но когда за несколько недель до своего отпуска я делал в Копрате покупки, то натолкнулся на эту маленькую лавочку и позволил уговорить себя на покупку инфраглаза по очень неплохой цене. А мне следовало бы спросить себя, как вообще на Марсе оказался инфраглаз?
Подумайте об этом. На Марсе их никто не носит. Если вы хотите видеть ночью, гораздо дешевле купить ночной бинокль. Тогда вы сможете снимать эту проклятую штуку, когда восходит солнце. Значит, этот глаз попал туда от туриста с Венеры.
Если бы только эта проклятая штука отказала на дирижабле, прежде чем я покинул Венусбург. Ну, вы знаете Венусбург: город туманных болот и сомнительных гостиниц, где вы можете подвергнуться ограблению на людных улицах, проиграть целое состояние в казино, купить любое наслаждение во вселенной и поохотиться на доисторических чудовищ, которые обитают в болотистых джунглях, просто отъехав от города на вездеходе. Знаете? Тогда вы должны знать что вечером — когда отключат все голограммы и он снова превратится в обыкновенную кучку серебристых куполов, стоящих там в темноте, при температуре в четыреста градусов и таком давлении, что у вас станут болеть носовые пазухи лишь при мысли о нем, когда прекращается вся туристская суета — несложно отыскать одно из агентств рядом с космопортом, чтобы вам сделали что-то, относящееся к медикомеханике. Марсианские деньги они возьмут. Карточка «Солнечный экспресс» тоже подойдет. Вы только зайдите, ждать не придется.
И все же…
Я поймал ежедневный дирижабль из Венусбурга лишь через несколько часов после того, как приземлился там. Я был совершенно счастлив, а мой инфраглаз работал великолепно. К тому времени, когда я приземлился в городке Цуй-Цуй, появились первые признаки, что с глазом что-то не так. Это было почти незаметно — лишь едва заметная дымка на самой правой границе поля зрения. Я ее проигнорировал. У меня было всего лишь три часа, прежде чем дирижабль отправится в Последний Шанс. Я хотел осмотреть город. У меня не было ни малейшего намерения тратить это время на посещение медицинской мастерской, чтобы починить глаз. Если в Последнем Шансе он еще будет капризничать, тогда посмотрим.
Цуй-Цуй мне понравился больше, чем Венусбург. Здесь не было такого ощущения затерянности в толпе. На улицах Венусбурга вероятность встретить настоящего человека была примерно одной десятой; остальные были лишь голограммы — для того чтобы приукрасить город и чтобы улицы не выглядели такими уж пустыми. Мне быстро надоели прозрачные фигуры сутенеров в шикарных костюмах, пытавшихся предложить мне девушек и юношей самого разного возраста. В чем смысл? Попытайтесь дотронуться до одного из этих красавцев.
В Цуй-Цуе это отношение было примерно поровну. А темой голограммам служила не городская развращенность, а суровая жизнь приграничного поселка. Улицы были покрыты весьма убедительной грязью, а деревянные фасады магазинов отделаны со вкусом. Я не любитель восьминогих драконов с рачьими глазами на стебельках, которые слонялись повсюду; но понимаю, что они памятник тому парню, который дал название городу. Все ничего, но сомневаюсь, что ему бы понравилось, как одна из этих чертовых штук проходит его насквозь, наподобие двенадцатитонного танка из ведьмовской пыли.
У меня едва хватило времени на то, чтобы «намочить» ноги в «лужах», а дирижабль уже был готов лететь дальше. И неприятности с глазом прекратились. Так что я отправился в Последний Шанс.
Я должен был понять, на что намекает название города. Да у меня и были все возможности это сделать. Находясь там, я совершил последнюю покупку из того, что должно было мне понадобиться для своей вылазки. Там, куда я отправлялся, на каждом углу не было станций заправки воздухом, так что я решил, что тянучка мне не помешает.
Возможно, вы никогда его не видели. Это то, что придумала современная наука вместо рюкзака. Или каравана мулов; впрочем, он напоминает носильщиков, которые добросовестно тащатся за белым Охотником в старых фильмах о сафари. Эта штука состоит из пары металлических ног той же длины, что и ваши, оборудования на них и пуповины, которая подсоединяет это сооружение к вашему крестцу. А предназначено оно для того, чтобы вы могли выжить в этой атмосфере четыре недели, а не пять дней, которые вам дает ваше венерианское легкое.
Медик, который продал мне его, просто уложил меня на стол, и раскрыл мне спину, чтобы подсоединить трубки, по которым воздух идет от резервуаров тянучки к моему венерианскому легкому. Это была великолепная возможность попросить его проверить мой глаз. Возможно, он это бы и сделал — поскольку, пока он этим занимался, он обследовал и проверил мое легкое, и не запросил за это денег. Он хотел знать, где я его купил, и я сказал ему, что на Марсе. Он прищелкнул языком и сказал, что оно, похоже, в порядке. Он предупредил меня, чтобы я не позволял слишком опуститься уровню кислорода в легком, и всегда заряжать его, когда я выхожу из герметического купола — даже на несколько минут. Я уверил его, что знаю обо всем этом, и буду осторожен. Так что он присоединил нервы к металлическому разъему в крестце и подключил тянучку. Он несколькими способами проверил его, и объявил, что работа закончена.
И я не попросил его взглянуть на глаз. Тогда я просто не думал о нем. Я даже еще не выходил на поверхность Венеры, так что не имел возможности проверить его в действии. Ну, выглядело все по-другому, даже в видимом свете. Иные цвета, и мало теней; и инфраглаз давал изображение, более размытое, чем другой глаз. Я мог прикрыть один глаз, затем другой, и разница была заметной. Но я об этом не думал.
Так что я на следующий день сел в дирижабль, совершавший еженедельный рейс в Лоудстоун — городок горнодобывающей компании поблизости от пустыни Фаренгейта. Хотя для меня до сих пор загадка, как они на Венере способны отличить пустыню от чего-то другого. Я пришел в ярость оттого, что хотя дирижабль был полупустым, с меня потребовали два билета — для меня и для моего тянучки. Я подумал, не взять ли мне эту проклятую штуку на колени, но отказался от этого после десятиминутной попытки на вокзале. У нее было множество острых ребер и углов, а путешествие обещало быть долгим. Но этот лишний расход проделал большую дыру в моем бюджете.
После Цуй-Цуя остановки сделались более частыми, и более трудно достижимыми. От Венусбурга до Цуй-Цуя две тысячи километров, а оттуда до Лоудстоуна еще тысяча. После этого пассажирское сообщение делается нерегулярным. Впрочем, я понял, что же венерианцы называют пустыней. Пустыня — это место, где еще не поселились люди. Пока я еще мог лететь на дирижабле, следующем по расписанию, это еще не пустыня.
Дирижабли добросили меня до местечка под названием Просперити, с населением в семьдесят пять человек и одну выдру. Я подумал, что выдра, игравшая в бассейне на площади, была голограммой. Поселок не выглядел настолько процветающим, чтобы мог позволить себе настоящий бассейн с настоящей водой. Но тот был настоящим. Это был временный городок, снабжавший старателей. Как я понимаю, такой городок может исчезнуть за две недели, если те двинутся дальше. Лавочники просто все упакуют и увезут. В приграничном городке отношение иллюзорного и настоящего примерно сто к одному.