В черной пасти фиорда
Шрифт:
И все же я решаю посоветоваться со старшим помощником и обоими штурманами, излагаю им свой замысел, указываю место заграждения. После довольно значительной паузы первым высказывается Афанасьев:
— Что такой прием существует, известно, но подводные лодки ставили мины, непосредственно наблюдая за тральщиками, можно сказать, следуя за ними. Мы же не знаем, очищен ли этот район противником.
Штурман намекал на опыт использования минного оружия в первую мировую войну. Немецкие подводные лодки ставили тогда мины у берегов Англии, на что англичане ответили усиленным тралением. Некоторые
Я еще раз стараюсь доказать, что мин в проливе нет. А в целях безопасности на боевой курс будем ложиться на достаточной глубине. Если и сохранились остатки заграждений, поставленных лодкой Лунина, то они окажутся у нас над головой, сверху.
В конце концов мы приходим к единодушному мнению и производим расчеты маневрирования: подхода к начальной точке постановки, боевого курса и пути отхода.
Как только рассвело, мы подвсплыли. Поднимаю перископ, осматриваюсь. Лодка проходит опушку шхер, как грибник редколесье. Справа и слева острова. Из воды торчат скалы и камни, а над рифами и отмелями кипят буруны. Все это четко видится на фоне светлеющего востока. Утро ясное, малооблачное, ничто не предвещает непогоды, которая так часто посещает район Нордкапа, находящегося от и примерно в 25 милях. Пологая зыбь постепенно исчезает.
В рубку поднимается командир БЧ Афанасьев.
— Нас немного снесло приливным течением, — говорю ему. — Возьмите несколько пеленгов. Ельмсё, Инге и другие острова видны отчетливо. Определитесь и подправь: курс.
Иван Григорьевич привычно орудует ручками увеличения, наклона горизонта, пользуется различными приспособлениями умного оптического прибора. Зубами штурман зажимает карандаш, из-за пазухи торчит блокнот…
В водах, занятых противником, подводная лодка двигается самым малым ходом, на что уходит уйма времени. Чтобы войти в фиорд, проникнуть в глубь его, поставить мины и вернуться обратно, требуется 12–14 часов, а иногда и сутки.
Час проходит за часом. Наша лодка, преодолевая опасности, медленно, но упорно идет к внутришхерному фарватеру. Периодически мы подвсплываем, уточняя свое место.
К исходу дня добираемся наконец до пункта, к которому так долго шли. Мы находимся в северной части довольно обширного плеса, откуда удобно наблюдать за движением вражеских кораблей.
Вскоре на западе показывается мотобот. Он проходит мимо нас и скрывается в проливе, который намечен нами для минирования. Обращаю внимание на одно обстоятельство: мотобот придерживался южной стороны, срезав почти вплотную входной мыс. Следовательно, и нам целесообразно идти но его пути, но перед мысом развернуться и двинуться поперек пролива, именно тут, сразу же после поворота, вблизи уреза воды, сбросить первый «гостинец» и далее потянуть цепочку мин, перекрывая фарватер. Тогда ни один корабль, как бы он ни прижимался к приглубому берегу, не избежит встречи с миной.
Время постановки заграждения, заранее рассчитанное, подошло, и подводная лодка направилась к исходной
В тесноте шхер можно маневрировать, полагаясь лишь на свой опыт, тут, как при швартовке или движении по рейду, на котором стоят корабли, нет времени для штурманских расчетов. В наших условиях трудность маневра усугубляется еще и тем, что в перископ не видно ни носа лодки, ни кормы — их приходится представлять мысленно.
Приближаемся к мысу. Опасность, когда к ней подходишь, кажется ближе, чем она есть на самом деле, такова уж психология человека. Но я силой воли сдерживаю себя, не даю раньше времени команду на поворот.
Темный силуэт мыса громоздится совсем рядом. Кажется, что не форштевень лодки, а моя грудь вот-вот ударится об острые скалы. Физическое ощущение настолько реально, что хочется сжаться, вытянуть вперед руки, загородиться…
Ну, теперь уж пора отворачивать.
— Лево на борт!
Поставив нить перископа в диаметральной плоскости лодки, я с нетерпением жду момента, когда чернота монолитной массы гранита «отодвинется» и форштевень устремится на чистую воду.
Корабль никогда не начинает поворота сразу. Он как бы подумает, затем чуть дрогнет и станет медленно, точно нехотя, уклоняться в сторону, и только после этого циркуляция ускоряется. Особенно ярко все это проявляется на малом ходу. Командиры хорошо знают свойство своего корабля, но каждый раз волнуются, если маневр связан с риском.
Мы на траверзе мыса. Но я по-прежнему неспокоен: не задеть бы кормой за скалы или грунт.
Лодка ложится на боевой курс. Звучит команда:
— Ставить мины!
И сразу же уходим на глубину (мы в полосе, где поставила заграждение подводная лодка «К-21»). Из восьмого отсека докладывают:
— Первая вышла!
Отлично работают минеры. Снова на высоте командир отделения старшина 1-й статьи Н. К. Величко. Наум Куприянович до тонкостей знает свою специальность. Немалая его заслуга в том, что все наши минные постановки прошли без единого срыва, без единого заедания (теперь-то это можно сказать с уверенностью).
Наш подводный заградитель движется поперек пролива, все идет, казалось бы, нормально. Но вот после третьей мины из акустической рубки доложили:
— С правого борта шум винтов!
Да, это самое неприятное, что можно себе представить, хуже и не придумаешь. В тесном проливе, далеко от моря, работа в полном разгаре: крышки труб открыты, мины вываливаются…
— Четвертая вышла!
Неужели мы чем-то выдали себя, нас заметил враг и теперь спешит начать преследование? Или это мирное норвежское судно?
Извечный вопрос: что делать? Любое дело не хочется прерывать, ну а уж минную постановку тем более. Когда ее удастся потом продолжить? Да и опасность возрастет: можно и на своих минах подорваться.
Мучительно ищу правильное решение. Если идет противолодочный корабль, то на близкой дистанции он непременно обнаружит нас. Ведь кроме обычного шума на лодке теперь прибавились звуки механизмов, выталкивающих мины.
— Пятая вышла! — докладывают минеры (они-то не знают о нависшей опасности).