В четыре утра
Шрифт:
Кронштадт бурлил. На всех кораблях, на набережных, всюду было полно людей, все чего-то ждали, шумели, обсуждали ночные события. Все на чем свет стоит крыли англичан и хвалили моряков с эсминца "Гавриил".
– Ну и молодчаги] С первого выстрела, без пристрелки, бух! И ваших нет!
– Ай да комендоры! Не артиллеристы, а ювелиры!
Из штаба еще не поступало никаких официальных сведений, а "баковый вестник" - "матросская почта" - все уже знал, и притом со всеми деталями и подробностями. Самые свежие новости исходили, конечно, от сигнальщиков. Сигнальщики, и занятые на дежурстве, и свободные от вахты, гроздьями висели на мачтах, на прожекторных площадках - словом, всюду, откуда можно было наблюдать
Маленький буксир тащил к выходу на внешний рейд подъемный кран. Зрители знали из переговоров: сейчас спустят водолазов, будут искать на дне обломки подбитых английских катеров, попробуют поднять то,что от них осталось. Надо же познакомиться с новой техникой. Десяток небольших ледоколов, рейдовых буксиров и других'вспомогательных судов облепили огромную серую громаду "Андрея Первозванного", стронули с места, потащили, бережно поддерживая, как санитары поддерживают раненого. И опять всем стало известно, что поврежденный корабль ведут в сухой док. Но там он пробудет недолго, так как торпеда угодила в носовую часть, в тот участок, где нет ничего существенного. Разрушено несколько помещений, и только. Линкор от этого не утратил боеспособности, несмотря на огромную пробоину. Просто придется следить, чтоб были закрыты двери в носовой водонепроницаемой переборке. А вот если бы торпеда угодила чуть ближе к середине, под носовую орудийную башню, "фукнул" бы снарядный погреб - и тогда кораблю, пожалуй, был бы конец.
Наибольшего напряжения возбуждение толпы достигло, когда распространилась весть, что сейчас с "Гавриила" повезут пленных. Вся матросская масса всколыхнулась, ринулась с кораблей на берег, лавиной потекла к началу канала "Усть-Рогатка", где была пристань.
Глинский, не давая себе отчета в том, что делает, забыв, что ему, военспецу, полагается получить у командира разрешение сойти на берег, кинулся вместе с другими.
Толпа все ускоряла и ускоряла движение, боясь опоздать, пропустить необычное зрелище, не увидеть этих англичан, врагов. Там, где гаванский ковш образовывал поворот, Глинского вытолкнули к самому краю набережной. Он взглянул на воду и обомлел. Немного впереди на боку лежал большой корабль с длинными, какие теперь уже не строили, мачтами. Эти мачты лежали параллельно воде, а концы толстых поперечных рей окунались в воду. Затонувший корабль был "Память Азова". Глинский не раз с интересом рассматривал этот старый корабль с длинным, острым, как бивень, тараном на носу. Предполагалось, что этим тараном можно стукнуть неприятельский корабль в борт и нанести ему пробоину. Но в нынешнюю войну так уже не воевали. Корабли вели артиллерийскую дуэль, расстреливая друг друга с дальних дистанций, пускали в противника хитроумные, самодвижущиеся торпеды, снабженные винтами и двигателями. И тараны, и огромные мачты, приспособленные для поднятия парусов, превратились в ненужные и обременительные украшения.
Бегущие матросы тоже задерживались перед "Памятью Азова". И не только из любопытства. В толпе вдруг распространился слух, что англичане потопили его из мести, потому что "Память Азова" имел славное революционное прошлое.
Предположение о мести со стороны англичан было нелепым, не выдерживало ни малейшей критики. "Память Азова" торпедировали потому, что это была база подводных лодок, и торпеда предназначалась именно этим подводным лодкам. Но возбужденная толпа пришла в еще большее волнение.
Глинский в числе других подбежал к пристани как раз
Толпа зрителей на берегу напирала. Ее отталкивали назад, и вся людская масса качалась взад-вперед.
Последним со шлюпочной скамейки поднялся щуплый человечек, тоже в офицерском обмундировании. Пока он сидел, поднятый воротник синего форменного полупальто и поля обвислой фуражки почти вплотную прилегали друг к другу, закрывая лицо. Но когда англичанин встал, выяснилось, что он весь забинтован. Забинтованы и лицо, и руки, осталась только маленькая щелочка для глаз. Раненого или обгоревшего поддерживали под руки.
– Стой! Этого надо осмотреть! - крикнул вдруг кто-то рядом с Глинским. - Этот из наших! Изменник! Нарочно замотал морду!
Толпа грозно зашевелилась, загудела, дружно рванулась вперед. Раздались выкрики: - Давай сюда белого гада!
– Разматывай бинты!
– Не пустим! Не дадим его увести!
– Требуем!
Глинский тоже рвался вперед и тоже кричал. Его толкали, больно пихали в бока локтями, и он сам кого-то толкал кулаками. Толпа матросов вдруг вспомнила имя предателя, того, кто мог привести сюда врагов, того, кто несомненно знал тайные проходы, а возможно, и условный пароль. Этого предателя звали Моисеев. Во время мятежа на Красной Горке он увел к белым и сдал врагу дозорный тральщик "Китобой". Глинский никогда не видел Моисеева, но и он убежденно выкрикивал ненавистное имя.
– Моисеев! Это Моисеев! Давай, разматывай, покажи морду!
Спины стоящих впереди чуть раздвинулись, Глинского впихнули в образовавшуюся щель, и тут он оказался лицом к лицу с матросами охраны из комендантского взвода. Матросы, взявшись за руки, образовали цепь и отпихивали напирающих. За ними стояла вторая цепочка с карабинами, а за матросами, окруженные решительного вида людьми в кожаных куртках и фуражках, в каких ходили чекисты, испуганно жались друг к другу пленные, боясь двинуться с места, боясь самосуда этой орущей, гневной толпы.
Старший из чекистов поднял руку, призывая к спокойствию. На это не обратили внимания. Тогда он по-мальчишески засунул два пальца в рот и оглушительно, по-разбойничьи свистнул. Это подействовало.
– Граждане! - зычно крикнул чекист. - Не волнуйтесь! Все будет согласно революционным законам. Сейчас мы их доставим в тюрьму.
– крикнул Глинский, видя, что чекисты их увести к подъехавшим закрытым тот, что вылез первым, испуганно - Давай Моисеева! толкают пленных, спеша автомобилям.
Высокий англичанин, обернулся.
– То не есть русский, то есть англичанин, лейтенант флот его величества! - крикнул он на ломаном русском языке.
– А ты кто? - закричали из толпы.
– Я тоже есть лейтенант флот... я есть настоящий англичан... никакой русский...
Для убедительности он даже стукнул себя кулаком в грудь.
– Чекисты подталкивали англичан к машинам, в то же время окружая пленных плотным кольцом. Машины, в свою очередь, осторожно пятились назад. Это были санитарные фургоны. Высокий лейтенант первым влез на подножку, нырнул в кузов, за ним остальные. Одна машина тотчас отъехала, во вторую впихнули забинтованного, и она, взревев мотором, понеслась за первой.