В чужом небе
Шрифт:
На самом же деле главный удар будет наносить даже не конница - слишком уж велика опасность ей разбиться о боевые порядки врага. Ведь и стрельцы Гетмана, и особенно солдаты Брунике ни побегут, только завидев налетающие красножупанные эскадроны. Они будут драться до конца - до последнего солдата, отлично зная, гайдамаки пленных не берут. Вот потому-то основной удар по замыслу Торопца, и Козырь вынужден был, смирив гордость, согласиться с этим, нанесёт именно масса синежупанной пехоты.
– Ну, хлопцы, разом!
– вскинул над головой шашку Козырь.
– Бей!
И затрубили горнисты - понеслись звонкие ноты над головами в высоких папахах. Вылетели из ножен шашки. Ударили гайдамаки
С правого фланга куда спокойней и размеренней наступала пехота. Казалось, земля потемнела от синих жупанов. Пляшут на ветру длинные хвосты на шапках. Идут в атаку полки за полками.
Город ответил им пушками. Начали рваться снаряды, выбивая из сёдел лихих гайдамаков Козыря. Разносили осколочные снаряды разом по десятку человек, оставляя после лишь кровавые ошмётки да обрывки синих жупанов. Но это не могло остановить наступления. Не смогли и пулемёты. Они захлёбывались огнём, поливали врага длинными, во всю ленту, очередями. Перегревались кожухи, исходя паром. А гайдамаки продолжали наступать.
Вот первые красножупанники, во главе с самим Козырем, которого, казалось, не берёт ни пуля, ни осколок, ворвались в слободку, что меньше чем в полуверсте от первых городских домов. Пошли в дело тяжёлые шашки. Как сто и двести лет назад, рубили с седла всадники пешего врага, а тот отвечал им выстрелами из ружей и примкнутыми штыками. Кровавая схватка длилась в этот раз недолго. Слишком уж много было конников, и слишком мало гетманских стрельцов обороняло слободку. Их выбили в считанные минуты, никого не оставив в живых. Правда, никто и не бросил винтовку, чтобы сдаться на милость врагу.
А вот уже и городские окраины. Горят несколько соседних слободок - их подожгли больше из озорства. Ну и чтобы выкурить немногих засевших в домах стрельцов. Теперь конная лава растекается по улицам, втягиваясь в город. Громадная река разбивается на отдельные ручьи и ручейки.
– Хорошо идём, спадар полковник!
– выкликает лихой гайдамак. Шашка его по самую рукоять залита кровью. Кровь на жупане - скорее всего чужая. Лицо перепачкано сажей.
– Слишком легко, - отвечает ему Козырь.
– Слишком. И почему не видать блицкриговцев? Одни только стрельцы.
– Ай!
– машет рукой лихой гайдамак и подгоняет коня. Никаких других слов для ставшего слишком уж степенным, будто старшина, Козыря у него не находится.
И почти сразу же раздаётся режущий ухо свист. А следом за ним залп!
Пехота шла не так лихо и быстро, как конные гайдамаки. Но и было её в несколько раз больше. Синежупанники столь же легко прорвались через слободы, окружавшие город. Только им пришлось пожечь почти все - слишком уж упорно оборонялись в них гетманские стрельцы, часто используя дома как своего рода укрепления, поливая оттуда всех и вся из пулемётов. Такие забрасывали гранатами и поджигали для пущей верности.
И вот уже и пехотные полки втягиваются в город. Синежупанники ещё сильнее походят на реку. Они шагают плотными рядами, ощетинившись ружейными стволами во все стороны. Катят пулемёты, расчёты которых готовы мгновенно залечь, чтобы дать отпор любому врагу.
Там, где идут пехотинцы, свиста нет. По ним сразу открывают ураганный огонь. На патроны не скупятся. Пулемёты выплёвывают ленты в одну бесконечно длинную очередь. Синие жупаны тут же принимаются палить в ответ. Строй пехоты как будто взрывается единым мощным залпом, окутывается клубами едкого порохового дыма. В окна домов летят разом сотни гранат. Пулемётчики валятся на землю, но далеко не все они убиты или ранены, просто только так можно открыть по врагу ответный огонь.
Стиснутые
И пехота отхлынула от города. Отступали полки, преследуемые врагом. Синежупанники продолжали отстреливаться, хотя патронов оставалось очень мало. А там, где их всё же настигали, отбивались штыками до последнего. Никто и не подумал сдаться в плен. А вот те, кто вносил панику, обращаясь в бегство, были, что уж греха таить. Ослабели духом гайдамаки под таким сильным истребляющим огнём. Они неслись через сгоревшие слободки, срывая с себя синие жупаны и хвостатые шапки, закидывая куда подальше винтовки. Они бежали от верной смерти. Да только убежать от неё им было не суждено. Потому что надо городом поднимались аэропланы. Они заходили на боевой разворот, расстреливая отступающих гайдамаков, обращая в бегство даже самых крепких духом. Ведь как тут не побежать, когда по тебе палят со всех сторон, да ещё и сверху. Там же, где синежупанники организовывали хоть какие-то очаги сопротивления, сбиваясь в большие группы, тут же сыпались бомбы. Конечно, не столь страшные, как обрушивали на города крепости небесные корабли, но и их вполне хватало. Когда рядом с тобой сразу пять или шесть боевых товарищей в одну секунду превращаются в кровавые ошмётки, это очень страшно. Когда наступаешь, это ещё можно пережить, ведь идёшь на врага, и всегда можешь подогнать себя мыслью о том, что отомстишь. Но если отступаешь - тут совсем другое дело.
Солнце только-только начало клониться к закату, когда последние войска гайдамаков отошли далеко от города. Корпус облоги был разбит наголову и рассеян по окрестным лесам и болотам.
Глава 5.
Расстреливать бегущих гайдамаков было то ещё удовольствие. Никогда не любил убивать беззащитных. И пускай все они были те ещё разбойники, и пролили немало крови - один штурм слободок, окружающих Гетманскую столицу чего стоит!
– но передо мной они были беззащитнее овец на бойне. Собственно говоря, то, что мы учиняли сейчас в небе, и было самой настоящей бойне. Мы заходили на цели, поливая их длинными очередями из пулемётов. Предпочтение отдавали большим скоплениям противника. Достаточно было пройтись один только раз, чтобы превратить вроде бы организованную даже готовую к сопротивлению группу людей в беспорядочно мечущуюся толпу, в которой каждый думает лишь о том, чтобы спасти свою шкуру.
Одно радует - избиение это продлилось недолго. Мы даже боеприпасы истратить все не успели, когда над городом взвились сразу пять зелёных ракет. Это был сигнал возвращаться. Мы сделали своё дело - окончательно рассеяли получившую серьёзный удар армию сиверцев. Уничтожили, наверное, половину её солдат, а сколько ещё предпочтёт дезертировать, лишь бы снова не столкнуться со страшными аэропланами и солдатами Гетмана и его союзников - никому неведомо. Вот только я с уверенностью мог сказать - таких будет много, очень много.