В чужой стране
Шрифт:
— Да! Ударить — и быстро уйти. Стянем сюда первый, второй и третий отряды. Остальные останутся в своих районах. Четвертый отряд надо бы усилить!
— Четвертому поможет Трис, — сказал Шукшин. — Я отправлюсь в Мазайк.
— Хорошо. Я буду здесь с Воронковым и Зенковым, а Маринов — в третий… Григорий Федорович, передайте Горбатенко, чтобы был наготове. Займите этот лес, западную опушку. В длительный бой не ввязываться! Рассредоточитесь по деревням. Первый отряд уйдет к Бохолту. Четвертый перейдет голландскую границу… Все!
Маринов и Станкевич ушли. В третий отряд можно
Каратели нагрянули на другой день. В районе Эллена они появились в одиннадцать утра. Сидевший на вершине высокого старого дуба наблюдатель крикнул:
— Едут! Машин десять… А впереди мотоциклы чешут… К мосту подходят!
Базунов, лежавший недалеко от дерева, в придорожном кустарнике, подал сигнал приготовиться к бою.
Послышался треск мотоциклов. Базунов раздвинул ветки, чтобы лучше видеть дорогу. Мотоциклы неслись стайкой — четыре машины почти рядом, а пятая на сотню метров вырвалась вперед. «Разведчики, — подумал Базунов, прижимаясь к земле. — Эх, ударить бы, мать честна!..»
Мотоциклы проскочили вперед и умчались к Нерутре.
Выждав одну-две минуты, Базунов подал сигнал. Партизаны короткими перебежками пересекли луг, скрылись в кустарнике. Только они залегли — на шоссе показалась колонна. Впереди шла легковая машина — новенький блестящий «оппель-адмирал». За «оппелем» — штабной зеленый автобус. За ним — длинные тупорылые грузовики с солдатами.
Рядом с Базуновым лежит Браток. Крепко стиснув деревянную ручку гранаты, он впился взглядом в быстро приближающийся «оппель». Браток старается рассмотреть, кто сидит рядом с шофером, но солнце слепит глаза — видно только лакированный козырек фуражки и поблескивающий на мундире орден. Первую машину должен подорвать он. У Братка наметанный глаз и крепкая рука: он не промахнется. «оппель» уже близко. Браток, не отрывая от него взгляда, приподнимается, отводит назад руку, и в эту секунду он внезапно увидел лицо гестаповца, длинное, с тяжелым, широким подбородком. Это был начальник гестапо района Мазайка.
Граната разорвалась под мотором. «оппель» опрокинулся» загорелся. Штабной автобус едва не наскочил на него. Шофер так резко застопорил машину, что ее развернуло поперек дороги. Шоссе оказалось закрытым. А в колонну уже летели гранаты, по машинам хлестали автоматные очереди. Гитлеровцы выскакивали из машин и бросались в сторону от шоссе. Но и там их встречал сильный огонь: за дорогой, в кустарнике, примыкавшем к роще, находились бельгийские партизаны.
Как только поднялась стрельба, ехавшие в автобусе офицеры кинулись к выходу. Но ни один из них не успел выскочить — в окно автобуса влетела граната, метко брошенная Братком.
Ударив по колонне, партизаны мгновенно отскочили к лесу и, рассыпавшись, двинулись к голландской границе. На дороге горели машины, тут и там на асфальте, по обочинам дороги валялись трупы убитых.
А в это время другой отряд карателей, более крупный, появился у Элликума. Каратели тремя колоннами прошли через мосты и,
Лес уже так близко, что солдаты чувствуют его прохладу, запах хвои. Еще сорок-пятьдесят метров, и они войдут в густой темный сосняк… Офицер, шагавший впереди, повернулся к солдатам, чтобы подать команду. И вдруг ахнули взрывы гранат, опушки засверкали вспышками пулеметных и автоматных очередей. Гитлеровцы бросились назад, к мостам. Но мосты были хорошо пристреляны. Солдаты заметались, в панике стали прыгать в воду. Партизаны выскочили из засад, кинулись к каналу, но тут Дядькин подал сигнал отходить: к Элликуму мчались броневики.
Конец Черного Голландца
Фашистское командование бросило в район Мазайк — Элликум два полка и несколько отрядов жандармерии. Гитлеровцы охватили все леса, двинулись через них плотными цепями. Впереди автоматчиков по просекам шли броневики и легкие танки. Они беспрерывно вели огонь. Снаряды с корнем выворачивали деревья, градом сыпались ветки, срезаемые пулеметными и автоматными очередями. Все вокруг гремело и стонало.
Немецкий полковник, руководивший операцией, сказал командиру отряда жандармов Мадесто:
— Вот так надо уничтожать партизан! Я уверен, что в этих лесах не останется ни одного живого партизана!
— Вы совершенно правы, господин полковник, — ответил Мадесто и усмехнулся в душе: «В этих лесах не было ни одного партизана еще вчера…»
Одни отряды перешли голландскую границу, укрылись в дальних лесах, другие, рассредоточившись мелкими группами, скрылись в населенных пунктах.
Прошло несколько дней, и снова начались диверсии. Партизанские группы просачивались все дальше — к Лёопольдсбургу, Лувену, Льежу, выводили из строя дороги, линии связи, обстреливали из засад небольшие колонны противника.
Убедившись, что большие облавы не дают результатов, враг прибегнул к засадам, по существу принял тактику партизан. Небольшими группами, скрытно, только ночами, гитлеровцы пробирались к лесным опушкам, к селам, куда, по их сведениям, приходили русские партизаны, и устраивали засады. Усиленно действовала вражеская агентура. Выслеживая партизан, гитлеровцы рыскали по лесным дорогам и населенным пунктам. Гестапо использовало все средства и способы, чтобы проникнуть в партизанские отряды, заслать туда своих агентов. Под видом бежавших из лагерей военнопленных в лесах стали появляться власовцы. Гестапо также стремилось завербовать агентов среди бельгийцев, пользовавшихся доверием партизан.
Для борьбы с вражеской агентурой штаб бригады создал отдел контрразведки. Возглавил его Трефилов, который в то же время оставался командиром четвертого отряда.
…Браток, ездивший по заданию в Нерутру, доложил Трефилову:
— Я встретился с одним бельгийцем. Он приехал сюда из Антверпена, ищет нас. Парень, видать, крепкий. Может дать оружие. Намекнул, что был во Франции, в партизанах…
— Как ты с ним сошелся? — спросил Трефилов.
— Он родственник Луизы. Когда-то, еще мальчишкой, жил здесь, в Нерутре.