В дебрях Атласа (др. изд.)
Шрифт:
— Чем же ты недоволен?
— Я боюсь поставить себя в неприятное положение перед французскими властями.
— Почему?
— Может быть, эти два франджи — беглецы из бледа? Ты знаешь, алжирцам запрещено каким бы то ни было образом помогать им.
— Эти двое белых никогда не были в бледе.
— Однако двое из них бежали на днях.
— Кто тебе это сказал?
— Спаги, которых я встретил милях в двадцати отсюда.
— Куда они отправились? — спросил Мулей с беспокойством, которое не укрылось от наблюдавшего
— К западу.
— Много их было?
— Полдюжины.
— Ими командовал сержант?
— Кажется, да. Почему они так интересуют тебя?
— Меня? Не особенно, аль-Мадар.
— Иди отдохни, друг, — сказал бедуин, подымая полы маленькой палатки. — Завтра мы выедем поздно, чтобы дать твоим товарищам подольше поспать и приготовиться к дороге. Есть у них багаж?
— Немного платья и оружия.
— Спокойной ночи, марабут.
Бедуин опустил полы палатки и отправился к другой, где его ожидал какой-то человек.
— Это они, — тотчас же сказал он, — я уверен, что не ошибаюсь
— Я подозревал то же самое, — сказал человек ростом почти в два метра, но худой как спичка.
— Вахмистр обещал?..
— Сто цехинов за двух белых и двести за девушку.
— Стало быть, в удобную минуту мы завладеем ими. Клянусь Аллахом! Дела прежде всего, и я человек, способный не посмотреть и на сенусси. Вместо того чтобы везти свои товары кабилам, я поверну к северу и распродам их за хорошую цену в дуарах. Триста цехинов вознаградят меня за потерянное время
— Ты очень хитер, хозяин.
— Я торговец и умею обделывать свои дела. Аллах мне их послал, и дурак я буду, если не воспользуюсь таким случаем.
— Когда же нанесем удар? — спросил худой гигант.
— Где спаги?
— Около Атласа, сказал мне вахмистр. Ими командует сержант по имени Бассо.
— Не забывай этого имени.
— Не забуду, предводитель.
— Приготовь трех—четырех верблюдов и пару лошадей для моих гостей. Остальные не очень нагружены и вынесут немного больше тяжести.
— А марабут? — спросил гигант. — Он святой человек. Бедуин пожал плечами.
— Он стар, — прибавил он немного погодя, — если, по несчастью, выстрел уложит его, нечего будет жалеть Рай Пророка дороже его куббы. Спокойной ночи, Диаб.
XIX. К Атласу
На следующий день в четыре часа пополудни, когда уже начала спадать жара, караван, набрав воды, тронулся в путь по направлению к горной цепи Атласа, которая уже виднелась на горизонта Хасси аль-Биак нанял трех верблюдов, нагрузил их своими драгоценными сундуками, большим запасом пуль и пороха. Двух лошадей он предназначил для графа, еще слабого, и для дочери, не привыкшей к пешему хождению.
Тяжелые и крепкие ящики не ускользнули от внимания хозяина каравана, может быть подозревавшего, что они полны золота.
По счастью, тосканец бодрствовал
— Предупреди своих людей, чтоб они не трогали этих ящиков, а то весь караван может взлететь на воздух.
— Что в них? — спросил бедуин.
— В них бомбы, предназначенные кабилам. Ты знаешь, что они задумывают новое восстание против франджи?
— Я ничего не знаю, я занимаюсь своей торговлей. Они опасны, эти бомбы?
— Могут взорвать сразу сто человек и сто верблюдов. Подумай, друг, в них гремучая вата, нитроглицерин и динамит.
— Это что за звери? — спросил бедуин в ужасе и прибавил: — Я не хочу путешествовать с такими адскими машинами, которые каждую минуту могут взорвать меня. Выброси их, а то я не тронусь с места.
— Прекрасно! Если я выброшу их, бомбы рассыплются, и тогда прощайте все! Самое лучшее оставить их так, как мы их уложили.
Испуганный бедуин не осмелился настаивать, но послал своих гостей с их верблюдами и лошадьми вперед, чтобы не подвергнуть себя и свой караван возможности взлететь на воздух.
Так началось путешествие по голой, бесконечной пустыне, где едва хватало растительности, чтобы кормить верблюдов, довольствовавшихся самой скудной пищей, и где солнце жгло немилосердно.
Цепь Атласа обрисовывалась яснее на горизонте и сулила тень дубовых лесов и свежесть ручьев.
В восемь часов вечера караван в первый раз остановился отдохнуть и поужинать, потом снова тронулся в путь, с иностранцами впереди и на большом расстоянии от бедуинов.
Сказка о бомбах, предназначенных для кабилов и сенусси, распространилась между людьми, и никто не смел подойти к верблюду Хасси аль-Биака, где находились таинственные ящики.
В полночь остановились в дикой местности, где едва росли жалкие сухие травки и проходило высохшее русло когда-то большой река
Бедуин приказал приготовить для своих гостей палатку, послал им еды и табаку, но, против обыкновения, не вошел пожелать им доброй ночи.
— Он, должно быть, запуган нашими бомбами, — сказал Энрике.
— Это не объясняет его невежливость, — ответил казавшийся взволнованным Хасси аль-Биак.
— Ты опасаешься чего-нибудь?
— Всего можно ожидать от бедуинов, к тому же я сегодня заметил нечто»
— Что? — спросил граф.
—Что три человека оставили караван и исчезли в разных направлениях.
— И не возвратились?
— Нет, сын мой.
— Они были на верблюдах или на махари?
— На махари.
— Это заставляет меня призадуматься, — сказал после нескольких минут граф.
— Меня еще больше, франджи, — сказал марабут, до сих пор не принимавший участия в разговоре.
— И ты заметил что-нибудь, святой человек? — спросил Энрике.
— Я заметил, что аль-Мадар разрывал синюю бумагу и бросал кусочки по дороге.