В дебрях Центральной Азии
Шрифт:
Казаки жаловались, что жить на посту очень скучно. В тихие дни они, всегда вдвоем, выезжают в долину на осмотр границы в ту или другую сторону на несколько часов. Контрабандистов встречают очень редко, иногда какого-нибудь китайца, который на себе несет шелковый товар продавать в Лепсинск, но пробирается почти всегда ночью, так что поймать его можно только случайно; еще реже попадается киргиз или калмык верхом. Людей по этой дороге почти не встретишь, разве иногда крестьян, которые едут в горы за лесом или везут его оттуда. А еще скучнее сидеть на посту целые дни, когда задует Ибэ. Это случается каждую зиму по нескольку раз в течение нескольких дней подряд, иногда целой недели, в прочее время года, особенно летом, редко.
Казаки сказали, что в эту осень Ибэ дул уже несколько раз, но не сильно, и разыгрался в этот день впервые. На мой вопрос, большой ли у них запас сена для коней, они сказали, что небольшой, но в тихие дни лошадей выгоняют в долину на берег озера Джаланаш, где они могут подкормиться тростником, особенно весной и летом.
В сумерки я пошел с Очиром к начальнику поста за обещанным сеном. Он отпустил его, но по цене вдвое выше, чем в Чугучаке на базаре, и я уверен, что он, во всяком случае, половину положил себе в карман. На мой вопрос, сколько времени дует Ибэ и смогу ли я получить еще сено, если ветер затянется, он ответил, что едва ли отпустит сено еще раз, но надеется, по некоторым приметам, что ночью Ибэ затихнет.
Гул и свист ветра в воздухе над постом продолжались весь день. Днем мы попытались погнать верблюдов попастись выше по ущелью речки и по очереди караулили их, чтобы они не ушли далеко. Они подкормились немного, но на ночь мы все-таки выдали им по порции жмыхов, которыми запаслись на всякий случай в Чугучаке, а лошадям дали по горстке овса, также запасенного. На ночь они получили сено, которое поели не очень охотно; оно было довольно старое и пересохшее. Казак, вероятно по приказу офицера, нагреб самое лежалое на сеновале. Но мы были довольны и этим, без него лошади остались бы голодными.
Буря продолжалась за полночь и только на рассвете начала стихать, а к восходу солнца ветер совсем затих и мы поспешно свернули лагерь, навьючили верблюдов и поехали вниз по ущелью Такты. Расстояние до ее устья, по которому мы накануне ползли более часа, мы прошли теперь в 20 минут, так что пост находился на расстоянии менее двух верст от устья речки Токты. Тут мы могли видеть результаты работы Ибэ: снег, который накануне лежал во многих местах под защитой кустов и во впадинах, а также на склонах холмов Джавлаулы на восточной окраине ворот, совершенно исчез, а речка Токты, которая была покрыта льдом, вскрылась, и вода журчала между заберегами, в которых еще сохранились остатки льда. Солнце поднялось над восточными горами, и стало теплее.
Мы повернули на юг вдоль западной окраины ворот и целый день шли вдоль нее. После полудня поднялся северный ветер и температура понизилась. Местность представляла мало интереса; справа тянулись небольшие округленные высоты Джунгарского Ала-тау, покрытые только мелкой степной пожелтевшей растительностью; слева сначала еще продолжались скалистые холмы Джавлаулы, а потом пошли плоские мягкие увалы восточной окраины ворот, такие же унылые, желтые, а за ними видны были более высокие скалистые горы промежутка между Кер-тау Барлыка и окраиной Майли. Широкое дно Долины ворот тянулось вдоль нашей дороги. Под вечер дорога разделилась: правая продолжала итти вдоль подножия Ала-тау, левая пошла наискось через долину. Лобсын свернул на последнюю и сказал мне:
– Казаки таможенного поста наказали итти по левой дороге. Они сказали - там найдете вечером воду и корм для животных; это ключ Кок-адыр, там есть деревья, кусты, чий, тростник.
Действительно, миновав впадину ворот, мы увидели небольшой оазис: группа тополей и кустов тамариска, заросли тростника вокруг ключа, вытекавшего у подножия холмов, снопы чия. Корма для животных было достаточно и мы остановились на ночлег. За весь день не встретили ни одного человека, ворота были пустынны.
В сумерки я с ружьем обошел окрестности в надежде на какую-нибудь добычу, так как запас мяса, взятый из Чугучака, кончился, а на посту у казаков самих его не было. Холмы вблизи нашей стоянки представляли выходы разных каменных пород, изъеденных нишами и впадинами, словно их грызли какие-то большие животные. Ниши на склонах были такой величины, что в них могла бы улечься крупная собака, но они не сливались друг с другом, как в холмах, которые мы видели в Джаире возле речки Ангырты.
Во время обхода этих холмов мне удалось подстрелить двух зайцев. Северный ветер продолжался и ночью, так что мы укрылись потеплее. Для животных Лобсын и Очир успели нарезать тростника и чия, пока я обходил холмы с ружьем, и мы не отпускали их на ночь.
Утром пошли дальше вдоль восточного подножия Долины ворот, представлявшего плоские холмы, на гребне которых кое-где выступали пласты грубых песчаников с галькой, тогда как другие холмы были заняты густыми зарослями тамариска. В промежутках между ними поверхность почвы часто представляла длинные плоские грядки, состоявшие сплошь из щебня величиной до лесного ореха. Эти грядки имели пологий южный склон и более крутой северный и, очевидно, были наметены силой Ибэ, который уносил с собой и песок, а щебень, который ему было уже не под силу поднимать в воздух, перекатывал и, отвеянный от всей мелочи, нагромождал такими грядами, которые по форме напоминали рябь, образующуюся на поверхности сыпучего песка при ветре, но имели до двух четвертей высоты и до 3-4 шагов в поперечнике. Можно было себе представить, с какой силой дул здесь Ибэ., создавая эти грядки отвеянного щебня на дне долины.
Часа через два мы вышли из этих холмов во впадину озера Эби-нур; последнее было видно впереди, но ближе не трудно было заметить старую береговую линию озера, на небольшой высоте над современным уровнем, в виде откоса из мелкого щебня, расчлененного ветрами на поперечные к долине грядки. Эта линия ясно свидетельствовала об усыхании озера. Самый же берег последнего поразил нас своими формами; он состоял из глыб льда, толщиной в целую четверть, набросанных друг на друга в полном беспорядке в лежачем, наклонном и стоячем положениях. Между ними еще кое-где виден был снег, но глыбы большею частью были лишены его. Очевидно, это были в миниатюре торосы полярного льда, нагроможденные во время Ибэ, который сначала взломал лед замерзшего уже озера, а затем набросал его глыбы вдоль берегов.
Северный ветер взволновал озеро, которое полностью вскрылось. Его южный берег был виден вдали, также с белой каймой торосов. Мы обогнули озеро по восточному берегу, что заняло час с лишним; шли по твердому пляжу, укрепленному морозом, между торосами льда справа и старой береговой линией слева. Еще левее поднимались уже плоские холмы окраины хребта Майли, которые уходили на восток. Южный берег озера представлял также торосы, но сюда набегали волны, поднятые северным ветром, и торошение льда продолжалось на наших глазах; льдины сталкивались, лезли друг на друга, опрокидывались, громоздились, все время слышен был шорох; волны набегали, сдвигали и ворошили льдины.