В дебрях Центральной Азии
Шрифт:
Поднявшись на берег, мы шли по песчаным холмам, наметенным северными ветрами и поросшим разными кустами, пересекли большой тракт Бей-лу, шедший из Урумчи через Манас и Шихо вдоль подножия Восточного Тянь-шаня дальше к перевалу через этот хребет. Но Лобсын повел нас прямо к устью ущелья речки Бургусутай, которое видно было впереди в стене Тянь-шаня, так как по расспросам знал, что там должна быть более короткая верховая дорога через хребет. Действительно, под вечер мы вошли в это ущелье и вскоре нашли хорошее место для ночлега на берегу речки, где имелось достаточно корма для животных. Но теплый Ибэ сюда, очевидно, не доходил, речка была под льдом, а на траве и кустах лежал небольшой слой снега.
Следующий день мы шли вверх по ущелью Бургусутая; вдоль речки росли кусты и деревья - тополя, тал, джигда, карагач, крутые склоны были скрыты под снегом, над которым возвышались редкие кусты. Через несколько верст дорога свернула в боковую долину, по которой мы поднялись в широкую долину между двумя цепями Тянь-шаня, окаймлявшими ее с севера и юга; с обеих сторон тянулись гряды с редким лесом, а дорога шла по сухой долине, поднимаясь, все выше. Но около полудня дорога повернула на юг, перевалила через седловину южной из обеих цепей; здесь уже лежал неглубокий снег; мелкий лес из березы, осины, сосны покрывал склоны гор. Мы долго спускались по лесу на юг; становилось теплее, снег исчезал и, наконец, перед нами открылась широкая долина реки Или. Дорога повернула вправо, где вдали уже был виден большой город Кульджа.
К вечеру мы приехали туда. Чугучакский консул дал мне посылочку и письмо к консулу в Кульдже, и мы остановились в консульстве, расположенном на северной окраине города на большом участке со старыми деревьями. Нам отвели небольшой домик для приезжих с тремя комнатами и необходимой мебелью, где мы и расположились на свободе. Но для животных нужно было покупать сено, так как участок представлял несколько домов среди сада и цветников, где пасти верблюдов и лошадей было бы неудобно.
На следующий день, помывшись и переодевшись, я отправился к консулу, а Лобсын ушел в город, чтобы обойти все постоялые дворы и узнать, нет ли где-нибудь паломников, собирающихся в Лхасу. К обеду он вернулся и сообщил, что на одном дворе нашел попутчиков в виде шести монголов-торгоутов, собирающихся на днях выступить в Тибет; он отвел туда своих верблюдов и лошадь, так что в консульстве остались только два моих верблюда, лошадь и ишак Очира.
Я прожил в Кульдже неделю. Свои русские товары быстро продал, частью в консульстве, частью в городе и закупил разные китайские, которых в Чугучаке не было или которые были там дороже, чем в Кульдже, так что я мог продать их с небольшой выгодой, окупавшей провоз, Лобсын каждый день приходил ко мне и мы беседовали о его путешествии. Паломники направлялись через Юлдус в Турфан и через хребет Курук-таг в Дунь-хуан и далее через Цайдам в Тибет; они рассчитывали в начале весны быть в Лхасе, а осенью пуститься в обратный путь, так что через год Лобсын надеялся вернуться в Чугучак.
Я проводил Лобсына до восточных ворот Кульджи, а на следующий день сам отправился домой той же дорогой через Тянь-шань и по Долине ворот. Теперь Очир ехал во главе каравана и вел головного верблюда, а я замыкал шествие. Но консул воспользовался моим отъездом и отправил со мной казака, который должен был заменить одного из казаков консульства Чугучака, умершего во время нашего путешествия. Ему это было выгодно, он ехал со мной на своем коне и экономил свои кормовые, а у меня был помощник на всякий случай.
Наше возвращение прошло совершенно благополучно. Когда мы переваливали через Тянь-шань, то могли видеть с высоты, что в Долине ворот дует сильный Ио, - вся долина была в желто-серой мгле. Но, пока мы спустились и выехали к берегу Эби-нура, Ибэ кончился, и мы проехали до Ала-куля в тихую погоду, так что к пикету Токты не было надобности заезжать. На берегах Ала-куля я увидел не ровный, а разбитый и торошенный лед, развороченный последним Ибэ, а вдоль берегов озера тороса тянулись сплошным валом по восточному и северному берегам. Когда мы ночевали второй день на Ата-куле, начиналась новая порция Ибэ, но здесь мы были уже в устье Долины ворот и успели свернуть к реке Эмель, прежде чем он разыгрался в полную силу, так что добрались до Чугучака вполне благополучно.
Консулу я привез письмо и подарки из Кульджи. Чтобы закончить свои записки, мне остается только привести письма Лобсына о путешествии в Тибет и пребывании в его столице Лхасе, которые я получал от него время от времени.
Письма Лобсына с дороги в Тибет и из Лхасы
Первое письмо я получил довольно скоро, еще весной; его привез один из торгоутов, вернувшийся из Дун-хуана по болезни. После обычных в таких письмах поклонов всем знакомым и пожеланий я нашел в этом письме следующее:
«Добрый мой приемный отец и покровитель Фома Капитонович! Пишу тебе от пещер Тысячи будд, где мы стоим уже третий день, отдыхая от долгого пути через Хамийскую пустыню. Из Кульджи в Карашар мы ехали почти целый месяц по стране Юлдус, где живут мои сородичи монголы-торгоуты со времен великих походов Чингиз-хана. Места здесь очень гористые, на полуночной стороне высокие горы и на полуденной тоже и, конечно, все снегом покрыты. А в промежутке широкая долина, где в зимнее время проживают наши кочевники, а летом уходят на джайляу в горы. Здесь мы стояли несколько дней, пока паломники снаряжались в свой долгий путь. В долинах богатые травы, народ зажиточный, живут вообще хорошо под управлением своих ханов, но, конечно, не без разных прижимов в свою пользу, как полагается всякому начальству.
Из Карашара мы пошли не по большой китайской дороге через Токсун и Хами, а прямее, по пустыне между горами Чол-таг и Курук-таг, потому что зимнее время позволяло обходиться без воды, а пользоваться снегом, наметенным во всех впадинах и на подветренных склонах, и возить с собой на вьюках куски льда, чтобы варить обед и чай на стоянке. Едем мы все на верблюдах, а больше идем пешком, коней у нас нет, а верблюды находят в пустыне довольно корма. А там, где корма больше, мы делаем дневки, чтобы подкормить своих двугорбых.
Когда вышли в пустыню Хамийскую, мы повернули на полдень, миновали р. Сулэхэ и остановились у пещер Тысячи будд за Дунь-хуаном. Старший лама узнал меня, спрашивал о тебе и много ли мы выручили от продажи старых книг из тайников храма. Послал с нами донесения хамбо-ламе в Лхасу. Узнал у него, что из Керии или Нии паломники не проходили, значит, мой сын здесь не был, а пошел оттуда прямой дорогой в Тибет. Не вернулся ли он домой? Если случайно узнаешь, - пиши мне в подворье монголов-торгоутов в Лхасе, где мы будем все время стоять. Отсюда мы пойдем скоро прямым путем через западный Цайдам, не заходя на Куку-нор и в Ду-ланкит, на высокое Тибетское нагорье. Если встретим где-нибудь обратных паломников из Монголии, пошлю тебе весть, а не то уже придется писать из Лхасы».