В дебрях страсти (Испытание мечтой)
Шрифт:
Если бы только ему не было с ней так хорошо. Когда он держал ее в своих объятиях, у него было ощущение, что он держит само солнце, такой она была теплой и светлой. Но потом настала темная реальность.
У Кэтрин Витмор было богатство, хорошее положение и красота, которой можно было соблазнить и короля. Прикасаясь к ней, вкушая сладость, которую он никогда не ощущал прежде, все, что он мог сделать, это запрятать поглубже боль и унижение, которое накопилось в нем за эти годы.
Неужели он слишком многого хотел? Неужели он не имел права почувствовать себя порядочным? Не имел права
А Кэтрин Витмор… Неужели он не имел права обнять ее? Он знал ответ. Он смог бы украсть один или два поцелуя. Может, даже больше. Но Кэтрин Витмор никогда не станет его, по-настоящему его. Она никогда не будет принадлежать такому отщепенцу, выродку, которого бросила собственная мать.
Монахини рассказали ему, что его оставили на ступенях сиротского приюта, когда ему было только два года, на записке, вложенной в одеяло, в которое он был завернут, было нацарапано только его имя — Девлин Маккейн. На протяжении многих лет он искал ответ. Но даже и сейчас не мог понять, что такого мог натворить двухлетний ребенок, за ч го его бросили.
В двенадцать лет он сбежал из сиротского приюта, вознамерившись найти свою мать или, по крайней мере, выяснить, что с ней случилось. Через какое-то время он узнал, что его мать работала проституткой в городе, но он ее так и не смог найти. Ему было больно сознавать, что он не помнит даже материнского лица.
Можно ли на деньги купить достоинство? В том мире, который он знал, на деньги можно было купить все. Но деньги не дадут ему доступа к Кэтрин Витмор. Для этого потребуется нечто большее, чем деньги, большее, чем он владеет. Будь она проклята! Будь проклят этот розовый запах. И ее огромные голубые глаза, говорившие «возьми меня», тогда как ее руки отталкивали его прочь. А что же все-таки было правдой? Чего эта женщина хотела на самом деле?
Кэтрин Витмор все больше окутывалась тайной, прекрасная женщина, которая прятала свои говорящие глаза, сказочная сирена, и она же — синий чулок, холодная классная дама. Удивительное противоречие. И невероятно соблазнительное.
Впереди недели, месяцы, когда эта женщина будет с ним рядом. И все же их будет разделять целый мир.
— Что с тобой, Девлин, мой мальчик?
Девлин обернулся, услышав голос Барнаби. Маленький человечек шагал к нему, гордо подняв подбородок и с вечной своей улыбкой.
— Ты выглядишь как душа, свергнутая с небес. Девлин выпрямился, его руки болели от того, что он сильно сжимал деревянные перила.
— А как должен чувствовать себя человек, который отправляется прямиком в ад?
Барнаби улыбнулся еще шире, от его голубых глаз разошлись лучики морщин. Временами этот маленький человечек казался ребенком, а иногда выглядел чуть ли не стариком.
— Отправляется в ад в компании ангелочка? Девлин прошипел сквозь зубы:
— Если она ангел, мне остается надеяться, что я никогда не попаду на небеса. — Он покачал головой, улыбаясь своему маленькому другу. — Потому что я не думаю, что из этого выйдет что-то путное.
Барнаби скривил губы.
— Жаль, что она не слишком тебе по душе. Мы отправляемся в долгое путешествие,
— Что бы мне такое придумать, чтобы не втрескаться в нее?
— А почему бы и нет? Она прелестна. Редкая женщина. Думаю, вы были бы прекрасной парой.
— Да уж. Просто созданы друг для друга. — Девлин взглянул вниз, в казино. — Хорошо представляю разговор ее друзей за чаем. — Он заговорил очень правильными британскими фразами: — Кэтрин, дорогая, неужели это правда, неужели он содержит казино? Ты сказала, у него нет родителей. Он часом не бастард? Он ведь женился на тебе не из-за денег? Признайся, дорогая…
— Может, ей нет дела до твоего прошлого, Девлин.
— Ну конечно. Может, я наследный принц, и меня похитили сразу после рождения. — Он рассмеялся, пытаясь избавиться от ощущения безнадежности, которое охватило его. — Я не хочу никаких историй, в которые я обязательно влипну, если я свяжусь с этой женщиной. Мне нужно держаться от нес подальше.
Тут Девлин подумал о том моменте, когда он держался от нее совсем не подальше, когда он ощущал ее всю и она наполняла его светом и теплом. О Боже милостивый, как он хотел снова пережить эти восхитительные минуты…
Ступни Кейт вибрировали, дрожь передавалась по всему телу, пока не застучали даже зубы. Совсем не то, что она ожидала. Она оглядела маленькую узкую каюту. Она была не больше чулана, с двумя узкими одна над другой полками, покрытыми тонкими желтыми одеялами, которые, вероятно, когда-то были белыми.
По крайней мере, у нее собственная каюта, пыталась утешить она себя. Остальные члены экспедиции не имели отдельных апартаментов.
Запах рыбы и потных тел проникал и в эту каюту, от этого спертого воздуха покалывало в животе. Она никогда не чувствовала себя хорошо на кораблях, даже на больших и комфортабельных, подобных тому, на котором они пересекли Атлантику. Но эта посудина. которую Маккейн нанял, чтобы доставить их в Пара, без малейших намеков на комфорт, так раскачивалась, как будто в любую секунду могла потонуть.
— О Боже, Маккейн, нас могут закусать крысы на этом корыте, — сказал Роберт Мелвилл.
— Хватит ныть. — Хотя Эдвин сказал это тихо, в его голосе угадывалось скрытое раздражение.
Роберт перевел обиженный взгляд с отца на Девли-на Маккейна, такое выражение лица скорее увидишь у десятилетнего ребенка, а не у мужчины, которому через два года будет уже тридцать.
— Вам такие условия, может быть, и привычны, Маккейн, но я не понимаю, почему мы не подождали парохода. Не можем же мы целые две недели торчать на этой вонючей шаланде.
Кейт уловила сильный запах виски, исходивший от юного Мелвилла. Она знала его всю свою жизнь. Они играли вместе, когда, случалось, ее отец останавливался в Лондоне в перерывах между экспедициями. Временами она удивлялась, как озорной и подвижный мальчишка умудрился превратиться в напыщенного высокомерного борова. Сейчас, например, ей хотелось дать ему пощечину. Как он смеет говорить — не важно с кем — таким отвратительным топом.
— Это большая удача, что мистер Маккейн смог найти нам судно за такое короткое время.