В дебрях страсти (Испытание мечтой)
Шрифт:
— Кажется, здесь нет моей одежды, — сказала она и тут же вспомнила, что прошлой ночью он развесил ее одежду перед костром.
Прошлой ночью, после того, как она попросила его взять ее, и после того, как он сделал это — с такой нежностью и деликатностью. О небеса, все переменилось навсегда. Она только-только начинала чувствовать эти перемены.
Он опустил глаза, его взгляд скользнул по букету, который она прижимала к своей груди, ее бледные холмики беззастенчиво выглядывали из-под скрещенных рук. Он посмотрел на ее лоно, укрытое ворохом
— Если вы вздумаете притворяться застенчивой, профессор, должен сказать, что вы хватились слишком поздно.
Она посмотрела на орхидеи, которыми были усыпаны ее колени, золотые завитки, которых он так нежно касался, проглядывали сквозь растения. Распутница, безнравственная… Она должна была умереть от стыда. Но она совсем даже не умирала. Напротив, она наслаждалась каждой секундой его объятий, поцелуев, ласк. О Господи, куда же подевалась «истинно английская леди»?
— По правде говоря, мне совсем не стыдно, хотя это, видимо, звучит ужасно.
Он взял локон ее распущенных волос и пропустил их между пальцами.
— Может быть, потому, что все было так естественно. Как небо, обнимающее утреннее солнце.
Как небо, обнимающее утреннее солнце. Но она знала, что утреннее небо обратится в вечернее, и солнце ускользнет из его объятий.
— А может, потому, что ты знаешь, что я люблю тебя. Я люблю тебя, Кейт.
Ее сердце судорожно забилось при этих словах; она чувствовала, что оно вот-вот разобьется о грудную клетку. Она опустила глаза на свои усыпанные орхидеями колени, избегая смотреть ему в глаза. Она знала, что увидит в этих глазах: образ будущего, которому не суждено сбыться.
— Орхидеи замечательные, спасибо. Мне никогда не дарили орхидей. Ведь они очень редкие, да? Такие нежные и ароматные. — Она чуть заикалась. Она всегда заикалась, когда волновалась. — Сладкий, неуловимый аромат.
Он нежно потянул за ее волосы. Она взглянула на него и увидела, как этот искренний взгляд становится напряженным…
— То, что случилось прошлой ночью и этим утром…
— Самые замечательные мгновения моей жизни.-Она чувствовала, что он хочет завести разговор о будущем. Она боялась этого разговора. — Мой отец говорил мне, что плотская любовь — то, чего нельзя себя лишать.
Черные брови Девлина поднялись.
— Твой отец говорил с тобой о плотской любви? Она кивнула.
— Он всегда был откровенен со мной. Когда меня что-то интересовало, а любопытство, я думаю, свойственно всем молодым людям, — он отвечал на все мои вопросы. Но on никогда не говорил, что это так разрушительно. Он никогда не предупреждал меня, что я могу потерять себя. Он никогда не говорил, что я буду чувствовать, будто стала собственностью того, кто овладел мной. — Вдруг она почувствовала себя неловко. — Моя одежда… Может, она уже высохла?
Он быстро расстегнул свою рубашку. Бронзовые
Ей хотелось дотронуться до него. И она всячески старалась побороть это желание. Было ужасно сознавать, что ей сильнее, чем прежде, необходима его близость, она хотела ощутить его в своем лоне.
Он прикрыл рубашкой ее плечи, хлопок согревал ее кожу, от него пахло его телом.
— Вижу, что ты пока еще не хочешь стать туземкой. Она готова была стать кем угодно, лишь бы быть с ним. Она облизнула губы.
— Нет, пока не хочу.
Он пробежал взглядом по ее губам. Он схватил полы рубашки и начал связывать их концы у нее под подбородком. Медленным движением он притянул ее ближе. Сейчас он схватит ее в свои объятья и, одурманив поцелуем, уложит на мягкие нежные лепестки? Ее тело задрожало, отвечая на обещание в его глазах, горячая влага разлилась в паху. Одно-единственное его прикосновение, и она уже готова снова с ним слиться…
Она отвернулась, испугавшись той власти, которую он имел над ней. Если она не будет осторожной, она пропадет, он завладеет ею полностью… Она почувствовала, что его руки напряглись и потом упали. Когда она взглянула на него, он отвернулся, не желая быть назойливым.
Она просунула руки в рукава и застегнулась на все пуговицы. Но все же ощущение того, как к ее коже прикасается его рубашка, пропитанная его влекущим ароматом, исходящим от нежного хлопка, не облегчило ее мучений.
— Спасибо.
Он сел, подняв одно колено к подбородку, и поднял голову. Она села на пятки. Ее. длинные волосы рассыпались золотым каскадом по плечам. Рубашка Дев-лина доходила ей до колен. Но все это не имело значения. Никакая одежда не могла]же спрятать ее от пего; он знал каждый изгиб ее тела.
Он посмотрел на большой палец на своей ноге, уткнувшийся в белую орхидею.
— Возможно, мы сегодня встретимся с твоим отцом, в крайнем случае, завтра.
Мир скоро снова станет огромным и шумным. При этой мысли тяжесть легла на ее сердце.
— Кейт, я не знаю, как сказать, я даже не уверен, что имею право предложить…
— Предложить мне завтрак? Имеешь. Я умираю с голода.
Он перехватил ее взгляд.
— Нам надо поговорить, Кейт. Мы должны… Она приложила палец к его губам.
— Неужели ты не знаешь, что до завтрака не положено разговаривать на серьезные темы.
— Нарушение этикета? — спросил он, проведя губами по ее пальцу.
— Страшнее не бывает.
Он вздохнул, его нежное дыхание обдало теплом ее пальцы. Он прижался губами к их кончикам, но она отдернула руку. Если он и был удивлен этим неожиданным жестом, то он не показал этого. Он просто улыбнулся, его улыбка была доброй и всепрощающей, в ней сияла теплота и любовь — и еще все то, что так пугало ее…