В дельте Лены
Шрифт:
Это была наша вторая зима во льдах, а во всех экспедициях цинга, это проклятие арктических путешествий, появлялась задолго до второго года. Почему же мы стали исключением? И как долго нам будет так везти? Подобно растениям, выросшим в темноте, мы обесцветились до ненормальной бледности, а с приближением весны у всех проявлялись признаки слабости. Сон, к счастью, был спокойным из-за прочности льдины, но у некоторых членов экипажа начались приступы несварения желудка; мистер Данбар сильно заболел, а у Алексея на ноге появилась безобразная язва, сопровождаемая другими симптомами, вызвавшими подозрения на цингу.
В конце концов нам стало казаться, что эпидемия разразилась у всего экипажа. Доктор Эмблер усердно искал причину. Никаких признаков цинги, кроме случая с Алексеем, не было, но и его состояние было крайне сомнительным. Наконец у всех заболевших появились симптомы отравления свинцом, и сразу же возник вопрос: откуда он взялся? Нескольких дробин, найденных в тушках птиц (это были кайры), поданных однажды на ужин, было достаточно, чтобы направить все наши
Именно в начале этого мрачного периода в истории нашего плавания с марсовой площадки раздался радостный крик: «Земля!» Лёд медленно разрушался в течение последних недель, и мистер Данбар, старый морской волк и знаток Арктики, уже неделю назад заметил, что что-то препятствует движению льда и разрушает его с подветренной стороны. Теперь малоприметная линия на горизонте с застывшим над ней облаком указывала на присутствие земли. Сразу же все наши юные прорицатели, которые последние месяцы только и знали, что открывать в очертаниях облаков на горизонте новые континенты и усердно наносили их на карты только для того, чтобы над ними так же регулярно смеялись, – оказались на мачтах, надстройках и самых высоких торосах, тщательно осматривая – кто в бинокль, а кто без – вновь открытую землю. Это была, конечно, именно она, и все были в таком восторге, как будто заново открыли Америку. Было много предположений относительно расстояния до новой земли, её размера и обитаема ли она; версий было – как деревьев лесу; а самые остроглазые энтузиасты отчётливо видели стада оленей, а другие, ещё более опытные, могли запросто отличить самку от самца.
Тем временем мистер Данбар, обладая той остротой зрения, которое бывает результатом сорокалетнего опыта в море, заметил ещё одну землю, гораздо меньшую и низкую, чем первая. Поскольку вся наша льдина вместе с «Жаннеттой» быстро дрейфовала на северо-запад, возникла идея посетить сей таинственный остров. Общее мнение о том, удастся ли вернуться в целости и сохранности было неблагоприятным, но недостатка в добровольцах не наблюдалось. Господа Чипп, Даненхауэр и Ньюкомб лежали больными по каютам; поэтому было решено, что пойду я в сопровождении мистера Данбара и четверых членов экипажа, а именно: Ниндеманн, Бартлетт, Эриксен и Шарвелл. Нас снабдили провизией на десять дней и небольшой лодкой на санях, запряжённых пятнадцатью собаками.
Рано утром, сопровождаемые добрыми пожеланиями наших товарищей, мы отправились напрямую к острову. Состояние льда, его постоянное движение, скрежет, грохот и иногда такая качка, что трудно было устоять на ногах, делали наше предприятие весьма рискованным.
Трудности подстерегали нас с самого начала. Менее чем в пятистах ярдах от корабля мы вышли к открытой воде и переправили на лодке сани и припасы, но ничто не могло заставить последовать нашему примеру собак. Они выли, кусались и сопротивлялись изо всех сил, а некоторые освободились от упряжи и убежали обратно на корабль. Термометр показывал прилично ниже точки замерзания; лодка покрылась льдом, одежда наша промокла, а руки сильно замёрзли. Дезертиры были в конце концов схвачены людьми на корабле, возвращены, и снова пристёгнуты ремнями. Верёвку, привязанную к их постромкам, перекинули через полынью (почти двадцать ярдов в ширину), затем стащили в воду и таким образом заставили переправиться всю стаю. Это было жестоко, я знаю, но другого выхода не было; как только они переправились, то были снова запряжены в сани, и вскоре бедные дрожащие животные согрелись от тяжёлой работы. У всех нас были матерчатые ремни, которыми мы помогали собакам; мистер Данбар бежал впереди, прокладывая путь среди торосов, остальные поддерживали и толкали сани, по двое с каждой стороны и один сзади. Время от времени упряжка останавливалась, и тогда всё содержимое – 1900 фунтов – надо было выгрузить, так как абсолютно невозможно уговорить или заставить собачью упряжку тянуть сообща, пока сани не будут сначала стронуты с места.
Нет большего насилия над истиной, чем на тех картинах, где эскимосы изображены преспокойно сидящими в своих ажурных санках, изящно помахивающими длинными хлыстами, в то время как собаки с громким лаем и в совершенном порядке несут их по ровным снежным просторам. В реальности сцена эта значительно отличается от нарисованной; она так же полна деятельности, но отнюдь не успешной. Это ад кромешный! Собаки визжат, лают, грызутся и дерутся; вожаки позади, а коренники (или как их там называют?) впереди, все завязаны в чудовищный узел и безнадёжно перепутались, как клубок змей!..
Так мы трудились в течение двенадцати часов, прокладывая себе путь, заполняя трещины и впадины битым льдом и перетаскивая через них упряжку; четыре раза спускали на воду лодку и в результате к вечеру прошли от корабля всего четыре мили и почти ничего до острова. Тем не менее мы поставили палатку под прикрытием большого тороса, поужинали, накормили собак и, завернувшись в спальные мешки, улеглись спать на снегу, очень довольные нашим первым днём и в какой-то степени согреваемые собаками, которые свернулись калачиками на пологах нашей палатки. На следующее утро в шесть часов мы, весьма бодрые, были уже на ногах. Шарвелл разогрел в банке завтрак из свиных ножек с похлёбкой из баранины и вскипятил чай, пока остальные складывали палатку и запрягали собак, а в семь мы снова отправились в путь.
На третий день путешествия остров, увенчанный облаками, предстал перед нами во всём своём величии. Черные зазубренные скалы, отвесно вздымающиеся на четыреста футов у побережья и возвышающиеся в глубине суши раза в четыре выше, издали напоминали огромную массу застывшей лавы, излитой исполинской доменной печью и испещрённой прожилками железа. Скалы были покрыты мхом и лишайниками, вершины их увенчаны снегом и льдом, а самые высокие терялись в облаках. Подойдя ближе, мы смогли разглядеть ледники, спускающиеся по ущельям, и крутые береговые скалы, похожие на часовых, мрачно стоящих на страже своих владений от чужеземного вторжения. Стояла тревожная, какая-то жуткая тишина. Мы чувствовали себя совершенно одинокими. Перед нами чёрной громадиной высился величественный остров, до известной степени защищённый от разрушительного действия движущихся льдин обширным припаем, который простирался в некоторых местах на полмили от берега. Здесь мы и стояли, погруженные в созерцание этого первозданного хаоса. Миллионы льдин, наваленных друг на друга, как тела убитых в битве, вечно бушующей в их ледяном царстве; их огромные ледяные туши непрестанно ускользали от яростного натиска других, оказываясь то сверху, то погребёнными внизу. Вот через этот ледяной хаос мы и должны были пробиться к острову.
Беглый осмотр убедил меня в полной невозможности сделать это на лодке; а так как мы быстро дрейфовали, я решил оставить её вместе со снаряжением и большей частью провизии и перебраться на сушу по льдинам, перепрыгивая с одной на другую. Это было рискованное предприятие, успех которого во многом зависел от везения; ещё более от него зависело наше возвращение с острова к дрейфующей лодке с провизией. Чтобы увеличить наши шансы найти лодку на обратном пути, мы оставили её на самом высоком торосе, а в качестве ориентира поставили над ней весло с привязанным к нему чёрным флагом, а сверху, как фригийский колпак символа свободы, нахлобучили старую фетровую шляпу Эриксена. Затем с палаткой, оружием, инструментами и провизией на один день, уложенными в сани, быстро пустились к острову. Собаки обучены всегда следовать за вожаком, поэтому один из нас бежал впереди в качестве лидера, сменяемый по очереди другими, остальные бежали рядом с санями и иногда отдыхали на них. Но когда мы добрались до мелкого ледяного крошева, собаки остановились и отказались следовать за лидером. Бедные животные, они прекрасно понимали, что это значит – что их сейчас загонят в воду и вытащат обледеневшими и замёрзшими до полусмерти. Поэтому, когда льдины заколыхались у них под ногами, они бросились в рассыпную, скуля от страха, и напрасно мы кричали и колотили их, чтобы вернуть в строй. Льдины тонули и переворачивались под нашими ногами, люди и собаки ежеминутно оказывались в воде, то карабкались на вздымающиеся льдины, то снова проваливались. Мистер Данбар ослеп от яркого снега и, к своему великому огорчению, мог только сидеть в санях. В жизни старого джентльмена это было в первый раз, когда он был так беспомощен и бесполезен. Он жалостливо умолял оставить его, чтобы не задерживать наше продвижение; но, приказав ему держаться крепче, я схватил, наконец, вожака за шею своим ремнём и бросился вперёд, увлекая за собой упряжку и всех остальных. Затем мы с трудом перебрались вброд через снежную кашу и воду, в которую сани, с уцепившимся за них мистером Данбаром, были погружены почти полностью. Эриксен продемонстрировал при этом совершенно титанические усилия. Не раз, когда сани, казалось бы, безнадёжно застревали, он напрягал свои мускулистые плечи и поднимал их вместе с седоком. Мы все так вымотались, что, когда достигли последней гряды торосов на береговом краю припая, то едва смогли переползти сами и перетащить через них Данбара, как какого-то большого тюленя.
Короткий отдых, ужин, и затем я приступил к официальному вступлению во владение островом. Мы промаршировали по припаю, не соблюдая, впрочем, никакого строя, а я, как офицер и надлежащий представитель правительства, высадившийся первым, заявил, что остров является территорией Соединённых Штатов, после чего пригласил на берег моих спутников во главе с Гансом Эриксеном, несущим кормовой флаг в качестве знамени. Затем остров была назван Генриеттой в честь матери мистера Беннетта [16] и окроплён несколькими – очень немногими – каплями виски из маленькой, но драгоценной оплетённой бутылочки, которая хранилась в лодочном рундуке для медицинских целей. После этой церемонии каждому члену отряда было выделено большее (но всё же слишком малое) количество капель из того же сосуда. Мистер Данбар и я остались на берегу, а остальные отправились побродить неподалёку вглубь острова.
16
Джеймс Гордон Беннетт (младший) (1841-1918), издатель газеты «New York Herald», был спонсором этой экспедиции. – прим. перев.