В деревне Пяторота
Шрифт:
Толпа зашумела. История с первой модницей Пятороты стала принимать неожиданный поворот. А Оксана вынула из сумки свой айфон последней модели и, пролистав страницы, сунула телефон под нос чокнутой тётке. Увидев сей странный аппарат, который светился яркими красками, как новогодняя ёлка, что ставил когда-то владелец поместья Благодатное пред Рождеством,
– Що таке? – но любопытство взяло верх над свойственной крестьянке осторожностью, и она всмотрелась в старинное фото. На неё глядела белобрысая курва Катька, которая стояла в обнимку с мужем Арсенiем на фоне известного в их уезде доходного дома купца Кротова.
– А то, – понемногу оправляясь от пережитого кошмара, мстительно произнесла Оксана, – что ты меня, бабка, не знаю с чего, приняла за мою прабабушку Катерину. Вот у неё был муж Арсений! Нет, я знаю, что мы с бабой Катей очень похожи. Но она-то давно померла!
– Свят-свят-свят! – перекрестилась Евдокия Семёновна. – Я Катьку тiльки давеча бачила (видела), когда Зорьку свою шукала (искала) за околицей, и она був здоровой, як лошадь!
Тут уж не выдержали нервы у Оксаны. С криком: «Да откуда эта сумасшедшая взялась на мою голову»? – первая модница Пятороты в ободранной одежде бросилась к своему дому. Из толпы раздался несмелый голос школьного сторожа Петро:
– Як артистка из Киеву добре играет! Видать, новий фiльм про Бульбу вправду снимают?
– Возьми у хаты, Петро, коня и пошукай (поищи), де ихняя труппа мешкати (проживает), – приказала своему мужу Марийка, – не то у мiне вiдро сметани закиснет.
Телефон Оксаны остался в руках Семёновны. Разглядывая фото своей соперницы и что-то бормоча про себя, она скрылась во дворе дома семьи Провисьон.
За околицей.
У Светы сердце защемило от жалости, когда она переступила порог родительского дома. Её прабабушка с растерянным видом ходила по кухне, разглядывая мебель, посуду, мойку. Очевидно, под влиянием разнообразных утренних впечатлений она не обратила внимания на то, что в доме, где волею судьбы Семёновна оказалась, всё другое. Её родная хата совсем иначе внутри выглядела. Хотя дом – он ведь тот же самый: деревянный, с тесовой крышей, с резными наличниками и просторным подворьем. Они с Иваном много сил положили на то, чтобы его построить. Причём Дуня трудилась на стройке наравне с мужем. И, скажем, ту же схованку (тайник) под притолокой она сама смастерила втайне от Ивана.
Наконец, вселились. Все соседи Морозовым завидовали. Ну ещё бы, муж с женой – пара на загляденье – оба красивые, здоровые, и умом их, как говорится, Бог не обделил; пятеро детей – тоже под стать родителям; дом хороший они все вместе построили; хозяйство у них – без особых излишеств, но с голоду точно не помрут! В общем, всё у людей по уму.
– Везёт же некоторым, – поджимая тонкие, как нитки губы, говорила мать их деревенского пастуха Грицьки. – Вон, другие света бiлого не бачать (не видят), а и толики Морозовского богатства бог им не давати!
Остальные жительницы Пятороты, которые, отправляясь по воду, у колодца порой часами могли торчать, перемывая косточки односельчанам, в ответ согласно кивали. Говорить что-то против Морозовых они побаивались, зная, что Евдокия за своих близких глаз вырвет, а матери Грицьки терять нечего. Пастух – он и в Африке пастух, верно? Другой доли у него просто быть не может.
Евдокия Семёновна тоже так считала. Поэтому она и удивилась, когда, нечаянно увидев неизвестную ей фотографию мужа, на которой он был вместе с белобрысой курвой Катькой, она так рассвирепела, что тут же бросилась из дома, дабы расцарапать её нахальную морду. Однако, выбежав за калитку, Ева про своё благое намерение забыла. Не то чтобы у Евдокии были нарушения памяти. Нет, просто донская казачка так была устроена, что помнила лишь о том, что имело для неё значение в данный конкретный момент.
Конец ознакомительного фрагмента.