В диких условиях
Шрифт:
Крис часто озадачивал родителей своим поведением. Он мог быть беспредельно щедрым и заботливым человеком, но были в нем и более мрачные черты, например, мономания, крайняя нетерпеливость и зацикленность на самом себе. И все эти качества только усиливались в годы учебы в колледже.
«Я встретился с Крисом на вечеринке после того, как он закончил второй курс, – вспоминает Эрик Хатауэй, – и сразу увидел, как сильно он изменился. Он стал интровертом, и в общении от него веяло холодом. Когда я сказал ему «привет, Крис, как я рад тебя видеть», он с цинизмом ответил мне: «Ага, все так говорят». Достучаться до него было очень трудно. Разговаривать он,
В лето между вторым и третьим курсами Крис снова вернулся в Аннандейл и устроился развозить пиццу. «Ему было совершенно наплевать, что это не крутая и не престижная работа, – говорит Карин. – Он заработал целую кучу денег. Я помню, он приходил домой и садился за кухонный стол подбивать баланс. Как бы он ни уставал за день, ему все равно обязательно надо было посчитать, сколько миль он проехал, сколько в Domino’s Pizza ему выдали на бензин, сколько он потратил на бензин в реальности, сколько заработал за день чистыми и как эта сумма соотносится с заработком за тот же день прошлой недели. Он учитывал все факторы и рассчитывал все суммы и нередко показывал мне, как это нужно делать, чтобы бизнес шел как по маслу. Казалось, сами деньги его интересуют гораздо меньше того факта, что он умеет их зарабатывать. Для него это была своеобразная игра, а деньги служили всего лишь фишками для ведения счета».
Взаимоотношения Криса с родителями, остававшиеся на удивление цивильными со времен окончания школы, в то лето дали серьезную трещину, и Уолт с Билли до сих пор не могут понять почему. По словам Билли: «Он стал на нас чаще срываться, а еще совсем замкнулся в себе… хотя нет, это неправильное определение. Крис никогда не был замкнутым. Он просто стал проводить больше времени в одиночестве и перестал рассказывать нам о том, что у него на уме».
Искрой, распалившей невидимый, но пожиравший Криса изнутри пожар злобы, стало открытие, сделанное им позапрошлым летом во время первого путешествия по стране. Оказавшись в Калифорнии, он заехал в Эль-Сегундо, где провел первые шесть лет своей жизни. Навестив некоторое количество оставшихся в тех краях старых друзей семьи и получив от них ответы на свои вопросы, Крис смог восстановить картину последних лет первого брака своего отца и последующего развода… то есть узнать факты, о которых его родители предпочитали умалчивать.
Разрыв Уолта с первой женой Марш отнюдь не был одномоментным расставанием по обоюдному согласию, после которого люди остаются друзьями. Даже влюбившись в Билли и уйдя к ней, даже уже после того, как она родила ему Криса, Уолт еще долго продолжал поддерживать тайную связь с Марш, пытаясь жить на два дома и на две семьи одновременно. Он врал, а когда ложь вскрывалась, снова выдумывал чего-нибудь, чтобы объяснить изначальный обман. Через два года после рождения Криса Уолт стал отцом еще одного сына – Куинна Маккэндлесса, только матерью его была Марш. Окончательное разоблачение его попыток вести двойную жизнь стало для всех болезненным ударом, оставившим ужасные раны.
В конечном итоге Уолт, Билли, Крис и Карин переехали жить на Восточное побережье США. Юридическая процедура развода с Марш была наконец-то завершена, и Уолт с Билли получили возможность вступить в законный брак. Они постарались оставить все неприятности в прошлом и сосредоточились на строительстве новой жизни. С тех пор прошло два десятка лет. Все стали мудрее, обиды, боль и муки ревности растаяли в тумане времен. Казалось, через шторм удалось пройти без потерь. Но потом, в 1986 году, Крис поехал в Эль-Сегундо, обошел старых знакомых и узнал все самые болезненные подробности этого эпизода семейной жизни.
«Крис был из тех, кто держит все в себе, – отмечает Карин. – Если его что-то беспокоило, он никогда не говорил об этом прямо. Он циклился на случившемся, увеличивая внутреннее напряжение и накапливая негативные эмоции». Судя по всему, именно это и происходило с ним в годы, последовавшие за сделанным в Эль-Сегундо открытием.
Дети склонны быть самыми беспощадными судьями своих родителей и считать, что их проступки не заслуживают никакого снисхождения, и у Криса это проявилось особенно ярко. Он, в отличие даже от многих своих сверстников, видел жизнь исключительно в черно-белых цветах. В оценке себя самого и всех окружающих он пользовался до невозможности жестким кодексом моральных правил.
Как ни странно, к некоторым людям Крис эти высочайшие стандарты применять не торопился. Один из тех, кем он открыто восхищался два последних года жизни, пил как бочка, волочился за каждой юбкой и регулярно колотил своих подружек. Крис прекрасно знал обо всех недостатках этого человека, но прощал их. Кроме того, он точно так же прощал или просто игнорировал недостатки и своих литературных кумиров: Джек Лондон был горьким пьяницей, Толстой, прославленный пропагандист целомудрия, в молодости совсем не чурался сексуальных приключений и в результате стал отцом минимум тринадцати детей, часть из которых были зачаты в те времена, когда строгий граф уже взялся громогласно клеймить в своих текстах грех плотской любви.
Подобно многим другим, Крис судил творцов и близких людей по их делам, а не по аспектам личной жизни, но оказался совершенно не способен отнестись с такой же снисходительностью к отцу. Каждый раз когда Уолт Маккэндлесс проявлял строгость и делал какие-то замечания самому Крису, Карин или их сводным братьям, Крис начинал циклиться на его грехах многолетней давности и молчаливо обвинять его в лицемерии и ханжестве. Крис вел самый тщательный учет этих обид и в конечном итоге вогнал себя в такую истерику праведного гнева, что держать ее внутри себя у него уже не было никакой возможности.
Раскопав подробности развода Уолта, Крис на протяжении двух лет умудрялся держать в себе нарастающую злобу, но, в конце концов, этот нарыв все-таки прорвался, и она выплеснулась на поверхность. Парень не мог простить отцу ошибки юности, но еще меньше он был склонен простить попытки утаить от него все случившееся. Позднее он заявил Карин, что в результате обмана, на который пошли Уолт с Билли, «все его детство превратилось в сплошную выдумку». Но ни тогда, ни потом он так и не вызвал родителей на откровенный разговор и не рассказал им обо всем, что ему стало известно. Вместо этого он предпочел хранить эти мрачные факты в тайне, а ярость свою изливать косвенными методами, то есть через угрюмое молчание и замкнутость.
В 1988 году, вместе с крепнущей ненавистью к родителям, в нем обострилось и ощущение несправедливости всего окружающего мира. Билли вспоминает, что именно в этом году «Крис начал жаловаться на засилье богатых мажоров в Эмори». Для изучения он все чаще и чаще стал выбирать такие злободневные темы, как расизм, угроза мирового голода и несправедливое распределение богатств. Тем не менее, несмотря на его отвращение к деньгам и к демонстративному потреблению, либералом Криса назвать было трудно.