В Дикой земле
Шрифт:
И узрев то, понял Тобиус, что было оно хорошо, и стал возвращаться.
Волшебники всегда знали, что глубокий транс опасен. Не только потому, что можно столкнуться в глубинах своей сущности с тварями, о которых никогда не подозревал, но и по причине зыбкой природы сознания. Некоторые адепты Академии, обучаясь медитативным практикам, ухитрялись отступать от реальности столь глубоко в недра своего существа, что не всякого из них смог вернуть назад великий Сехельфорсус Чтец. Они растворялись в себе. Медитация необходима для восполнения сил и развития астрального тела, но выйти из неё бывало труднее,
Часть 1, фрагмент 12
Тобиус не вполне был уверен, что пробудился. Лишь появившееся ощущение стабильности подсказывало, что живая клетка из плоти и костей вновь сомкнулась вокруг его духа, утвердив в реальности. Он попытался открыть глаза, но то ли веки не повиновались, то ли сердце билось настолько лениво, что кровь отлила от глаз и те слепли. Прикосновения ощущались слабо, очень слабо.
А потом мир разорвало ураганом горького пламени.
Стоило нескольким каплям грибного взвара попасть на пересохший язык, как по усыплённым энергопроводящим потокам пронеслись вихри магического огня. Астральное тело, будучи накрепко связанным с материальным пронзило сердечную мышцу энергетической иглой, и та заколотилась как у пойманной в силки птахи. Тугими струями кровь понеслась по телу, заставляя его жить, нагреваться, выгонять прочь зимний хлад.
Тобиус ожил.
Жёлтые глаза распахнулись и воспылали парой ярких янтарных угольев, по всему телу словно вены наливались светом гурханы энергопроводящие потоки, маг невольно воспарил, глядя на небо и оскалившись в великом напряжении.
— Ах… — прохрипел он и задышал так глубоко, словно проспал тысячу лет и бесконечно соскучился по свежему, пахшему зимой воздуху. — Получилось?
— Да, получилось, — подтвердил Дружок.
— Мря! Мря! — ликовал Лаухальганда где-то внизу.
Тобиус принял вертикальное положение и, паря, осмотрелся. Едва ли не до умопомрачения обрадовало его увиденное — изученный до последней иголки, до последнего сугроба вид вокруг исчез. Разные деревья, иной ландшафт; шептал меж великих стволов ветер, всё ожило! Ток времени вернулся в надлежащее русло, и тут бы в пору заплакать, да не получалось. Ни разу на памяти своей Тобиус не лил слёз, и теперь, несмотря на переполнявшие его эмоции, не смог. Только улыбался как дурак.
Серый маг опустился на землю, положил компаньона в сумку, глянул на киноцефала и, не сговариваясь, они побежали. Лишь бы убраться подальше от места, которое невесть сколько было их тюрьмой!
Остановились только когда лёгкие у обоих двух горели, завалились подле большого гнилого пня размером со средний дом. Долго и жадно дышали, киноцефал — распахнув пасть и вывалив язык. Его чёрные глазки были совершенно осоловелыми, уши всё время шевелились, ибо соскучились по звукам живой природы, жизни.
— Как… ты…
— Сложно… объяснить… Смогли… сделали… Господь-Кузнец помог…
— Нет… Кхрррай’Яй…
— С какой… стати твоему… Кх… я даже пробовать не буду… с какой стати ему… мне помогать?
— Он мне… помог… любит меня очень… я удачливый… и верный…
Тобиус по привычке хотел было напомнить обстоятельства их встречи, но подумал вдруг, что этот паршивый нелюдь несмотря ни на что всё ещё жив и, следовательно, может статься, что он действительно был небезразличен своему богу.
— Радуйся, что я с тобой оказался, Тупая Морда, а то так бы и сидел.
Маг расхохотался бы такой наглости, но дыхание ещё не восстановилось. Потом они всё же отошли, остыли, утёрли пот со лба и пену с пасти. Дружок вернул фиал, в котором убавилось синевы едва ли на четверть, больше не понадобилось.
— Ты готов продолжать? Не устал?
— Я готов бежать сто дней и ночей, Тупая Морда! Отдохнул на всю жизнь вперёд! Идём!
— Идём, идём…
— Быстрее! В этом пне живут гигантские хищные личинки, я чую их носом. Зимой они спят, но, если пошуметь, не поленятся и вылезут. Они откусывают головы одним движением челюстей, а когда превращаются в жуков… это ужасные жуки.
Оглядываясь на пень, Тобиус прибавил шаг.
Запах свободы пьянил и ему ещё предстояло вновь осознать, куда он вернулся и как здесь следовало выживать. Но пока что, жизнь казалась прекрасной. Только что они вместе были узниками аномалии, теперь же, ликуя вновь обретённой свободе, серый маг замечал, будто воспоминания о заточении становятся гладкими, теряют объём словно не с ним всё это случилось. Странное чувство.
Дружок вёл уже не так уверенно, отвлекался на звуки и ароматы, порой растерянно замирал, — то играла в нём жадность. Всё обыденное теперь казалось драгоценным, всё манило к себе внимание, но и страх уже возвращался.
За оставшуюся часть светового дня они преодолели солидный путь, двигаясь теперь по некоему плато, где витала странная, несвойственная лесистым регионам энергия, чаща редела и деревья становились ниже. Путники спустились на дно широкого оврага и двинулись вдоль замёрзшей реки, что вывела на обширную чашеобразную проплешину, щедро прикрытую снегом. Там, ощущавший неестественные энергии в Астрале Тобиус некоторое время осматривался при помощи Истинного Зрения.
— Вот! Что это?
— Где? — прищурил глазки Дружок.
— Вон там, эта небольшая неровность с провалами, что это?
— Ничего там нет.
— А я вижу.
Псоглав принюхался, внимательно изучил указанное место, задумался.
— Может быть… селение. Было когда-то. Там давно пусто, запахов живых ветер не приносит. — Взгляд на небо. — Темнеет. Опасно. Будем искать пещеру.
— И что, ты каждую ночь ищешь пещеру?
— Да.
— А если не находишь?
— В Великой Пуще без счёта пещер.
— Но если всё-таки…
— Кхрррай’Яй дал мне когти и силы, я умею рыть.
— Промёрзшую землю, да?
Псоглав раздражённо клацнул зубами.
— Рать можно и в снегу, Тупая Морда. Глупый, глупый Тупая Морда.
Тобиус вновь пробудил Истинное Зрение и вперился взглядом в остатки некогда существовавшего города ещё не до конца поглощённые землёй. От него-то и исходило странное, необычное свечение чужеродной энергии. Впрочем, ничего хотя бы отдалённо опасного Тобиус не замечал.
— Там заночуем.
— Нет, — отрезал киноцефал. — В заброшенных обиталищах древних всегда уже кто-то живёт. Обычно это кто-то опасный, кто-то, смогший прогнать или сожрать предыдущих хозяев. Я туда не пойду.