В дурном обществе
Шрифт:
— Значит, убийство так и сойдет им с рук? — спросила я, все больше раздражаясь. — Они прикончили беднягу Алби и выйдут сухими из воды!
— Ну хоть немного поверьте в нас, — попросила женщина-констебль.
Но я давно утратила веру в стражей порядка.
— Я хочу домой, — сказала я.
Домой меня отвезли в полицейской машине. Хотя было уже очень поздно, меня ждали и Дафна, и Ганеш. Они сидели на теплой, уютной кухне у Дафны, где восхитительно пахло кофе.
Меня они встретили с облегчением — правда,
— Если бы ты сказала мне, что собираешься стать натурщицей для того сумасшедшего художника, я бы постарался тебя отговорить!
— Знаю, — ответила я. — Поэтому я тебе ничего и не сказала.
Я рухнула в кресло, и Дафна взяла бразды правления в свои руки.
— Не ругайте ее, — приказала она Ганешу. — Ей сейчас нужно совсем другое: поесть горячего и как следует выспаться.
Дафна налила мне горячего супа, отрезала кусок теплого хлеба с хрустящей корочкой и в довершение всего сварила горячий пунш.
Жадно поедая суп, я рассказала им обо всем, что со мной случилось на выставке, в заброшенном здании, на пожарной лестнице и в полицейском участке.
Дафна неодобрительно цокнула языком:
— Та девушка создала массу хлопот многим людям, и, судя по всему, совершенно напрасно! Подумать только, она могла свободно уйти оттуда! Если вы спросите меня…
Дафна — поборница справедливости. Она попыталась хоть как-то оправдать поступок Лорен. Припомнила и ее трудное детство, и желание добыть деньги для приюта. Несомненно, она действовала из лучших побуждений, но средства для достижения своей цели выбрала не те… Словом, она привела все доводы, которые узнала из моего рассказа.
— Если вы спросите меня, — сказала она под конец, — бедная девушка сильно заблуждается и нуждается в исправлении.
Я пожелала удачи тому наивному герою, который попытается исправить Лорен Сабо.
Вдруг Ганеш заявил:
— Лорен просто не может быть хорошей.
Мы обе изумленно посмотрели на него.
— Откуда ей знать, что значит быть хорошей? — продолжал он. — Когда ее мать вышла за Сабо, она была совсем маленькой. С тех пор она видела только насилие и предательство, не только в собственном доме, но и в приюте — она ведь слушала рассказы женщин, которые туда попадали.
— И все-таки, — нехотя возразила я, потому что мне не хотелось защищать никого из участников этого запутанного дела, — мне показалось, что Сабо к ней искренне привязан. Он чуть не расплакался, когда вспомнил, что его приемная дочь находится в руках похитителей!
— Люди плачут по самым разным поводам, — возразил Ганеш. — В половине случаев они плачут потому, что жалеют себя. Откуда ты знаешь, что Сабо тогда не жалел себя?
Дафна деликатно откашлялась и сказала:
— Мне вспомнилась Элизабет Баррет… Возможно, вы видели спектакль или фильм «Барреты с Уимпол-стрит» — он был очень популярен. Элизабет Баррет была поэтессой и вышла замуж за Роберта Браунинга.
— Я знаю, — ответила я. — Извините, Дафна, я не вижу здесь связи.
Дафна наклонилась вперед:
— Но ведь и Элизабет не нужно было все время лежать на диване, пока она жила в родительском доме, верно? Она не была инвалидом. Это отец, желая удержать ее дома, убедил ее, что у нее слабое здоровье. По всем меркам он чудовищно обращался со своими детьми. И все же, если бы его попросили сказать что-нибудь в свою защиту, он наверняка заявил бы, что его поступки были продиктованы любовью.
— Не знаю я никаких ваших Барретов, — сказал Ганеш. — Зато знаю, что в семьях, где все по-настоящему плохо, все часто клянутся, что у них все отлично. Про такое каждый день можно прочесть в газете. Жены жестоких убийц уверяют, что их спутники жизни были образцовыми мужьями и отцами. Ох уж мне эти родственники! — с чувством продолжал Ганеш. — Никто их не понимает, если не принадлежит к ним.
Я слушала его доводы, но меня нисколько не трогали. Сейчас я была не в том настроении, чтобы вести философские споры. У меня был очень трудный, хлопотливый день, а от пунша и супа мне захотелось спать. На кухне было очень тепло. Усталость взяла надо мной верх.
— Знаете, — промямлила я, — в разговоре с Парри я сказала, что в этом деле никто никому не доверял. Я была права. Даже Страттон не знала, что два головореза-идиота за ее спиной договорились с жертвой похищения.
— Идите-ка спать, — решительно объявила Дафна. — Утро вечера мудренее.
— Неужели сейчас так поздно? — Ганеш взглянул на часы и вскочил с затравленным выражением. — Я должен идти! Хари наверняка уже запер дверь, и мне придется вытаскивать его из постели, чтобы он меня впустил! Так что всего я не услышу.
— Можешь вздремнуть у меня до утра, — предложила я, — и вернуться, когда он откроет магазин.
— У меня тоже найдется запасная кровать, — предложила Дафна.
— Нет, спасибо, — ответил Ганеш. — Иначе Хари начнет трезвонить в Хай-Уикем, и мой отец приедет в Лондон с первым поездом.
Ладно, пусть разбирается со своей родней сам. Не в первый раз я порадовалась тому, что у меня никого нет, и закрыла лицо руками. Я понимала, что пора уходить, но от усталости не могла сдвинуться с места.
— Не расстраивайтесь, дорогая! — заверила меня Дафна, проводив Ганеша. — По-моему, вы вели себя героически.
Я поблагодарила ее, но сказала, что чувствую себя неудачницей.
— У меня была только одна цель: добиться справедливости для Алби. Ну и еще я хотела найти пропавшую девушку. И ведь я нашла ее! Но справедливости для Алби как не было, так и нет! И главное, они упустили Мерва.
Дафна вздохнула и села рядом со мной за стол.
— Фран, все как-нибудь образуется. Дайте полиции шанс. Они ведь только что вернули девушку. Не сомневаюсь, они проведут следствие очень тщательно. — Уже не с такой уверенностью она продолжала: — Они непременно выяснят, что случилось с вашим знакомым, Алби.