В дурном обществе
Шрифт:
— Да не знаю я! Придется еще раз его спросить!
Вот почему всю вторую половину дня мы потратили на поиски Алкаша Алби Смита.
Надо ли говорить, что мы его не нашли? Сначала мы вернулись на вокзал Марилебон и стали расспрашивать об Алби служащих, таксистов, стоявших снаружи, и всех, кто, по нашим представлениям, мог находиться на вокзале раньше. Как ни странно, довольно многие сразу понимали, о ком идет речь. Видимо, Алби считался местной достопримечательностью. Но никто не знал, куда он девается, когда не слоняется по вокзалу Марилебон… и не грозит
— Вот видишь? — с облегчением спросил Ганеш. — Мы сделали все, что могли. Он, наверное, раздобыл себе бутылку, напился и где-нибудь спит. Увидишь его снова, тогда и спросишь. А сейчас мы совершенно ничего не можем поделать. Мне по-прежнему кажется, что он все выдумал. Ты ведь угостила его кофе. Показала слабину. Ему захотелось как-то с тобой расплатиться, вот он и выдумал интересную сказочку. Слушай, мне пора возвращаться в магазин, не то Хари будет волноваться.
— А когда он не волнуется? Надо сообщить в полицию.
— Фран, брось! Тебя вышвырнут из участка не дослушав. Ты ведь ничего не видела своими глазами. И про то, что Алби что-то видел, знаешь только с его слов. Будем смотреть правде в глаза: старик вряд ли покажется копам надежным свидетелем!
Спорить с Ганешем я не собиралась. Даже когда он в хорошем настроении, спорить с ним почти невозможно. Ганеш всегда рассуждает совершенно здраво. И чем разумнее он рассуждает, тем меньше мне хочется с ним соглашаться. Поэтому я его отпустила. Но не собиралась бросать начатое. Так легко я не сдаюсь! Надо хотя бы попытаться рассказать о случившемся. Поэтому я отправилась в полицейский участок.
Вопреки тому, что думают обо мне некоторые, я ничего не имею против наших доблестных стражей порядка. Правда, иногда кажется, что они имеют что-то против меня, но это их проблема. Наши отношения совсем испортились, когда у меня не было постоянного места жительства. Но даже сейчас, когда место жительства у меня имеется, со мной обращаются так, будто у меня богатое криминальное прошлое, чего на самом деле нет, могу добавить. Ган говорит: а чего я ожидала, если разгуливаю в дырявых джинсах и со стрижкой, которую, похоже, сделали газонокосилкой? Наверное, не помогает делу и моя вспыльчивость — ведь копы иногда бывают такими тупыми и непонятливыми! Я начинаю с ними спорить, а стражам порядка не нравится, когда с ними спорят… И все-таки, как правило, я полицейских не обижаю и надеюсь, что они не будут обижать меня.
Мой добровольный поход в полицейский участок оказался неправильным решением. Я сразу оказалась там не в своей стихии и, наверное, выглядела так, словно пришла сознаваться в том, что я — камденский убийца с бензопилой.
В участке царила тишина. За стойкой сидел пожилой дежурный сержант и пил чай из кружки, на которой было написано «Джордж». Чуть поодаль толстуха в красном плаще и черном берете жаловалась женщине-констеблю на соседа — как мне показалось, уже не в первый раз.
— Он нарочно разгуливает голым у меня на глазах! — говорила толстуха. — Каждый вечер подходит к окну!
— Мы навели справки, — ответила женщина-констебль. — Кроме вас, никто из соседей на него не жалуется, а он все отрицает.
— Каждый вечер! — не сдавалась толстуха. — И на нем нет ничего, кроме бейсболки!
Дежурный
— Да?
Я извинилась за рассеянность и сказала, что пришла дать показания.
— Вам к сержанту Хендерсону, — ответил дежурный. — Подождите вон там, посидите. Кстати, вы опоздали. Вы должны были явиться утром, ровно в десять.
— Почему я не могу дать показания вам? — удивилась я. Похоже, у сержанта сейчас не было других дел, кроме чаепития и, как я заметила, решения кроссворда.
— Все отпущенные условно-досрочно должны отмечаться каждый день, — ответил он, — у сержанта Хендерсона. Вами занимается он.
Я объяснила — очень сдержанно, учитывая, что он меня оскорбил, — что я пришла вовсе не отмечаться, а сообщить о преступлении.
— Что еще за преступление? — с подозрением спросил дежурный. — Кража? Безбилетный проезд?
— Ничего подобного. Дело куда серьезнее. — Он просветлел, и я быстро добавила: — Хотя я сама ничего не видела.
Мои последние слова все испортили. Сержант уже взял было ручку, но, услышав мои последние слова, положил ее и наморщил лоб. В моей душе крепло подозрение, что Ганеш был прав.
Я решила, что не дам ему перебить себя, и постаралась как можно быстрее передать ему рассказ Алби.
Женщина, которая явилась жаловаться на соседа, наконец проявила ко мне интерес. Она даже перестала спорить с женщиной-констеблем и всем телом развернулась ко мне.
Судя по виду дежурного сержанта, он сильно жалел, что ему еще далеко до пенсии.
— Так, давайте-ка уточним, — сказал он. — Какой-то старик, с которым вы случайно познакомились на вокзале, сообщил вам, что стал свидетелем похищения. Почему он сам не пришел в полицию?
— Потому что он живет на улице, — объяснила я, — и лишние неприятности ему ни к чему.
Сержант театрально закатил глаза:
— Живет на улице? Вот теперь мне все ясно! И как его зовут, вы, скорее всего, не знаете… Давайте посмотрим правде в глаза. Мы не можем открывать дело на основании того, что вы только что мне сообщили. Половина этих старых бродяг сумасшедшие. Мягко выражаясь, живут в своем мире. Потому что пьют все, что горит. На то, что они принимают внутрь, невозможно даже смотреть без рези в глазах. Мы с вами сразу же отравились бы. Они утратили всякую связь с реальной жизнью. И даже если в его словах есть доля истины, у всех таких старых пьяниц нелады со временем. Они говорят, например, что то или иное событие произошло вчера, а оказывается — сорок лет назад. Конечно, если вы знаете, как его зовут, мы попробуем разыскать его и все проверить.
В целом сержант, конечно, был прав. Но мне не верилось, что выпивка погубила Алкаша Алби, несмотря на его кличку. Я знала, что прикончило Алби как личность. Он выпал из обычного мира в тот день, когда ему пришлось расстаться с Фифи, Мими и Чау-Чау. Какая-то добрая женщина забрала собак и обещала найти для них новые семьи. Но с тех пор он каждый день гадает, что на самом деле случилось с его пуделями (к тому же один из них, скорее всего, был псом-алкоголиком).
— Вообще-то я знаю, как его зовут, — гордо ответила я, уверенная, что произведу на сержанта впечатление. — Алберт Антони Смит!