В двух километрах от Счастья
Шрифт:
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Комната в общежитии ИТР. На стене репродукции — Гоген. Этажерка с книгами и круглым зеркальцем. Над нею довольно большой фотопортрет Виктора. На окошке транзисторный приемник и телефон. На кровати лежит Виктор, один из владельцев комнаты. Он при полном параде, даже в туфлях. Второй — Сурен, мощный, черный, волосатый, бродит по комнате в одних трусах, на ходу проделывая упражнения с гантелями. Сурен поет гнуснейшим голосом на какой-то выматывающий душу восточный мотив.
Сурен.
ГдеВиктор скрипуче поворачивается и стонет. Это придает певцу новые силы. Он хватает книгу, бьет в нее, как в бубен, и поет еще мерзостнее.
Сурен.
Даже в бане возможен обман, Но в сберкассе невозможен обман.Виктор. Зря. Я же все равно не уйду.
Сурен. По подлости?
Виктор. Нет. Ей-богу, должны прийти. По работе.
Сурен (шумно вздыхает, затем кивает и деловито идет к телефону). Двадцать седьмой… Клаву Лифшиц можно? Кла, это ты? Тот вариант не получается… (Жалобно.) Ну я не знаю. Ну я не знаю. Ну я что, виноват! Может, в кино? Алло, алло! (Кладет трубку.) Повесила. Тоже можно понять. Третий раз идти на «Королеву бензоколонки» (вздевает руки к небу) производства Киевской студии. (Надевает рубашку. Повязывает пижонский галстук, затем надевает носки и лишь потом брюки и пиджак с университетским значком, при всем этом продолжает болтать). У меня проект. Необходимо бесфильмовое кино. Специально для нашего брата. Все как в нормальном кино — продавать билеты, гасить свет. Только фильмы не показывать. А?
Виктор. Разумно…
Стук в дверь.
Сурен и Виктор (в один голос). Валяйте!
Ира (появляясь в дверях). Добрый вечер. Простите, пожалуйста.
Виктор (удивленно и обрадованно). Здравствуйте.
Сурен. Здрасьте. (Виктору злым шепотом.) Значит, по работе. Закон джунглей! (Уходит.)
Ира. Что он такой сердитый?
Виктор. Производственные неполадки, Ирочка. Не ладится с повышением оборачиваемости оборотных средств.
Ира (усмехаясь). Какой ужас!
Виктор. Нет, подумайте сами, Ирочка. Ну от чего еще может страдать передовой молодой специалист (поднимает палец), записанный в книгу трудовой славы обкома ВЛКСМ!
Ира (коротко смеется. Виктор галантно подвигает ей стул, но она подходит к этажерке и смотрится в зеркало). Господи, вид у меня какой-то вчерашний. (Снимает томик.) Ого, Блок! Это, конечно, его…
Виктор. Вообразите, мой! Вообще тут под холодной броней бьется чувствительное сердце… Я, конечно, не ждал… Но это настоящий подарок, что вы пришли… Я вас — сколько? — два года не видел. С того вечера в МГУ…
Ира. Простите, Витя. Мне сказали, Малышев будет у вас. Он мне очень нужен. И я по старой дружбе…
Виктор.
Ира. С какой стороны?
Виктор. Ну, там одна история…
Ира (быстро). С этой канавой? Я знаю.
Виктор. Канава — только хвостик. А за ним такое вытягивается.
Ира. Я не знаю. Но у Саши могут быть очень большие неприятности, дядя Яша сказал, что Малышев влез в какую-то историю. И его могут вообще… отовсюду…
Виктор. Да. Ваш дядя серьезный мужчина. И он жаждет Сашкиной крови. Даже, пожалуй, не очень жаждет. Но Сашка сам рвется в доноры, сам жаждет отдать свою кровь. И он прав! Нельзя такие вещи терпеть!
Ира. Я не знаю, в чем там дело, и с дядей Яшей поругалась, но я понимаю, что все равно прав он. Конечно, он на каждого, кто мешает его делу… смотрит как на врага.
Виктор. А Саша? У него ведь тоже дело. Он ведь тоже так смотрит, если мешают.
Ира. Я не знаю. Я ничего не понимаю в ваших делах, но я знаю, что за человек дядя Яша! Это редкий человек! А Саша какой-то треугольный. Ходит по земле вот так (выставляет вперед локти). Вперед локтями и всех задевает.
Виктор (грустно). Вот и вас задел.
Ира. Что?
Виктор. Да так… Просто пожалел, что никто меня не осуждает с таким чувством.
Ира (вздохнув). С каким?
Виктор. Это я так, хандрю. Послезавтра мое рождение. Двадцать пять лет. Знаете, оглядываешься на пройденный славный путь. Между прочим, приходите. Будет разный милый народ, и Саша будет, который задевает… Вам будет приятно посмотреть, как мы с ним пикируемся. Женщины обожают на это смотреть. Я думаю, во все века — когда питекантропы скрещивали дубины или когда мушкетеры дрались на шпагах — тоже. Правда, ведь любят? Ну, по-честному?
Ира. Витя, почему вы все время такой… ну, играете во что-то? Почему вы не можете просто, по-человечески?
Виктор. А по-человечески — это не обязательно просто. Вы знаете, Ира, это страшная вещь, что людям так важна стандартная форма выражения. Ну, почему же обязательно просто? Вот я только что прочитал в «Известиях», что каждую минуту в стране рождаются шесть человек. Каждые десять секунд — человек. Но я не хочу быть одной десятисекундной. Ведь я у страны один! Правда ведь, каждый из нас у страны один? Почему же я должен что-то упрощать, прилаживать?..
Ира. Ничего вы не должны… Просто, Витя, когда вы чересчур бодрый, мне не очень нравится. А вот когда вы грустный — вы человек…
Виктор. Так все дело было в том, что я тогда, в университете, на вечере, был слишком бодрый. М-м. Знато было б…
Ира. Я все-таки пойду… Передайте Малышеву, чтоб он непременно поговорил со мной… прежде чем что-нибудь делать… И предостерегите его сами… как друг…
Виктор. От чего? От честности? Так это надо сначала меня предостеречь! Я тоже…