В двух шагах от рая
Шрифт:
— Неправда. Просто я жду подходящего момента, — Льву казалось, что он не узнает своего голоса. Так было с ним всегда, когда приходилось лгать.
— Не перебивай, пожалуйста. Лева, милый, я прошу тебя, давай поживем отдельно.
— Ты разлюбила меня…
— Дело даже не в этом. Чтобы жить вместе, одной любви мало. Нужна житейская мудрость, желание постоянно заботиться о другом человеке. Я не готова к такому развитию событий. Это была игра, понимаешь, игра. Можно было продолжать играть в нее, но соблюдая некое расстояние. Сейчас мы слишком близко физически, а в душе нас разделяют километры. Ты сам знаешь, что я говорю правду. Нам нужно разъехаться.
— Когда ты пришла к этому решению? — музыка закончилась, но они продолжали стоять на середине площадки.
— Когда ты заговорил, что не чувствуешь себя как дома, — Маша опустила руки и сейчас стояла, неестественно выпрямив спину. — И вообще, какое это имеет значение?
— Врешь, ты с самого первого дня, когда я явился к тебе с вещами, знала, что не станешь мне ближе. Тебе нравилось, что взрослый мужик превратился в пацана, который целует тебя по утрам и приносит кофе в постель. Одно «но» — он тоже хочет чего-то подобного, а ты вернулась к своим правилам, где нет места еще чьим-то желаниям.
— На нас смотрят, — Маша улыбнулась, встретившись взглядом с Андреевым. Ей стало неловко, но выручила зазвучавшая музыка. — Остынь. Давай еще потанцуем, теперь я приглашаю тебя.
— У меня снова нет выбора, — Щеголев был готов провалиться сквозь землю, но вместо этого обнял Машу и снова повел ее в танце.
— Не нужно так говорить. Ты добился очень многого в жизни и у тебя всегда был выбор.
— Оставь, я все понял. Степень доктора наук позволяет мне соображать с первого раза. Сегодня я переду к родителям. Слава богу, у меня есть это последнее пристанище.
— Ты сам виноват. Все было так хорошо, но ты все испортил затянувшимся ожиданием. Никаких перемен. Я не смогла долго быть в роли подружки. Если бы ты сделал мне предложение, мне было бы легче разобраться в себе.
— Ты начинаешь оправдываться. Это лишнее.
— Если бы ты сам был уверен в том, что у нас все серьезно… — Маша была близка к тому, чтобы расплакаться.
— Машуня, перестань. Мы должны доиграть наши роли сегодня вечером. Один вечер, и все станет на свои места. Ты снова будешь возвращаться в квартиру, где тебя ждет твой компьютер и видео. Не думай обо мне. Все будет хорошо.
Они танцевали, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Маша прижала голову к груди Щеголева, сдвинула брови. Ей стало стыдно, что она не сдержалась. Могла бы и завтра все сказать. Она действительно давно поняла, что не хочет быть вместе со Львом. Романтика начала их романа безнадежно закончилась вместе с его переездом к ней в дом. Маша не думала, что настолько эгоистична. Она не была готова к семейной жизни, к тому, чтобы иметь перед кем-либо обязанности, нести груз забот. Она хотела праздника, веселья, шумных компаний после съемочного дня. Все это у нее было. Ну, а между прочим возникали мимолетные романчики. Их безответственный характер, кратковременность и отсутствие обязательств было тем, что полностью устраивало Пожарскую. Она еще ни разу не любила глубоко, самозабвенно, чтобы забыть о себе, о своих принципах и пристрастиях.
— Послушай, — Лев вдруг слегка отпрянул, остановился и, продолжая осторожно держать ее за талию, взволнованно произнес: — Может быть, еще не поздно все исправить.
— Что у тебя за мысли, поделись.
— Я виноват перед тобой, Машенька. Я был не прав, но все можно исправить. Прямо сейчас, хочешь?
— О чем ты говоришь? — Пожарская принялась теребить сережку. Щеголев уже знал, что это знак волнения, тревоги.
— Мы сейчас подойдем к столу, и я при всех попрошу твоей руки.
— Не надо, — она отвела его руки и отступила на шаг назад. — Я не хочу окончательно испортить твой праздник.
— Чем?
— Своим отказом. Я не хочу за тебя замуж. Все, что ты только что слышал, — половина всей правды. Позволь мне не продолжать, — она хотела повернуться и уйти, но Щеголев крепко взял ее за руку и сжал. — Мне больно!
— Ничего, потерпишь. Все-таки мне очень хочется услышать все. Это последняя просьба именинника. Так почему же я не гожусь тебе в мужья?
— Это пошло, отпусти. Ты меня пугаешь! На нас обращают внимание.
— Это твоя стихия — скандал, шумиха, — Лев чувствовал, как злоба и раздражение вскипают, обжигая все внутри. Он едва подбирал слова, едва держал себя в рамках приличия. Все рушилось, а эта юная акула пера вызывающе смотрит на него. Он решил задать снова свой вопрос исключительно из упрямства и желания причинить себе боль. — Ты выйдешь за меня?
— Нет. Не хочу. Это совершенно точно. Мой аргумент убедит и тебя, потому что я даже не собираюсь сохранить ребенка, которым беременна. Я уже обо всем договорилась, можешь не делать такие глаза. Это твой ребенок, и он мне сейчас не нужен, как и ты. И из этого дурацкого положения я выхожу без чьей-либо помощи. Ну, что? Я смогла убедить тебя?
Маша почувствовала, как мгновенно разжались его пальцы. Она чуть запрокинула голову назад, повернулась и пошла к столу. Она собиралась забрать свой кожаный пиджак, который остался сиротливо висеть на спинке стула, и уйти отсюда. Оглянувшись, Маша увидела, что Щеголев продолжает стоять на месте. Музыка закончилась, и это словно привело его в чувство. Он медленно направился к столу, со стороны казалось, что его ноги вгрузают в толстый слой грязи или скованы кандалами, так тяжело он шел. Маша прикусила нижнюю губу — ей стало жаль его, но отступать было уже поздно. Она сказала все. Ей больше не нужно его общество, его внимание, секс с ним. И более всего ей не нужен этот ребенок. Как она могла допустить такую промашку — это волновало и злило ее. Словно неопытная девчонка попалась. Пожарская снова направилась к своему месту. Она сказала себе, что этого человека больше нет в ее жизни. Еще пару дней, и она избавится от нежелательной беременности. Напрасно она сказала ему — будет! страдать комплексом вины, начнет деньги предлагать, заботиться. Нет, она не должна была говорить…
Пожарская даже не представляла, сколько боли причинила Щеголеву. Ему казалось, что из него сделали посмешище. Он — никчемное существо, от которого даже ребенка родить стыдно. Он никому не нужен. Ни он, ни плод его безрассудной любви. И он ничего не может с этим поделать. Еще одна невинная душа будет загублена по его вине. Андреев участливо пододвинул ему стул, и Щеголев опустился на него. Его лицо ничего не выражало. Словно вся мимика куда-то исчезла, потому что больше была не нужна ему.