В двух шагах от рая
Шрифт:
— Лева, что с тобой? — наклонившись, спросил Андреев.
— Ничего, — отрешенно ответил Щеголев. — Налей мне коньяку.
— Это поможет?
— Наверняка.
Он только поставил пустую рюмку на стол, как рядом оказалась Маша.
— Я плохо себя чувствую и поеду домой.
— Да, конечно, — рассеянно ответил Лев.
— Обращать внимания на свой уход не буду — уход по-английски, — наклонившись к Щеголеву, сказала она. — Я не могу больше здесь оставаться.
— Хорошо. Если найдешь в себе силы, собери мои вещи, пожалуйста. Я пришлю за ними завтра утром своего шофера, — не глядя на нее, так же негромко ответил Щеголев и вытащил из кармана пиджака ключи. — Вот, возьми.
— Ты
— Не могу, — закрывая лицо руками, ответил он. — Я не бомж и не сирота. У меня еще осталось много из того, ради чего я останусь на плаву, слышишь?! Уходи, прощай.
— Прощай, — улыбнувшись наблюдавшему за этой сценой Андрееву, ответила Пожарская и быстро вышла из банкетного зала.
Щеголев отнял руки от лица и повернулся к другу.
— Я еще жив? — дрожащими губами произнес он.
— Обязательно, — похлопав его по плечу, ответил Андреев.
— Ты знаешь, чем Лев отличается от козла? — неожиданно грубо спросил Щеголев и налил себе еще рюмку.
— Чем?
— Льва по плечу не похлопаешь… — большим глотком он влил в себя коньяк. Прижав рукав к носу, шумно вдохнул и захохотал.
— Что ты несешь?! — Андреев возмущенно заерзал на стуле, поглядывая по сторонам. Никто ничего не заметил.
Все достаточно много выпили. Кажется, исчезни именинник из-за стола — никому и дела не будет до этого.
Официанты принесли повторно кофе и чай. Со стола исчезла пустая посуда. Остались чашки, блюда с фруктовыми салатами, подносы с тортами. Щеголев смотрел на десерт с недоумением. Несколько человек накладывали в свои тарелки бананы, апельсины, киви. Эта аппетитная ароматная смесь показалась Щеголеву чем-то гадким, тошнотворным. Он почувствовал, как все внутри поднимается, и отвернулся. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, он понял, что тоже больше не может здесь находиться. Он не мог видеть знакомых лиц, занятых поглощением сладкого.
— Саня, — Щеголев медленно повернул к нему голову. В этот момент он понял, что слишком много выпил. — Давай тоже уйдем по-английски. К едреней фене махнем отсюда куда-нибудь!
— Ты что? Тебе нельзя. Люди останутся в недоумении. Завтра тебя достанут вопросами. Уход Маши никто не прокомментирует, а вот твое исчезновение вслед за ней… Не выставляй себя посмешищем.
— Как ты сказал?
— Не обижайся, дружище. Я пытаюсь привести тебя в чувство, — миролюбиво сказал Андреев.
— А мне нужно абсолютно противоположное, понял? — выходя из-за стола, произнес Щеголев.
— Куда ты?
— Курить.
— Я с тобой, — Андреев быстро поднялся и пошел за ним.
В фойе они молча курили. Щеголеву было невыносимо чье бы то ни было присутствие, но нужно было как-то прожить этот день, доиграть свою роль именинника.
— Лева, все пройдет. Ты же знаешь, — не выдержав долгого молчания, сказал Андреев.
— Знаю, а как жить, пока не прошло?
— Ты сильнее. Скажи себе, что ты выстоишь.
— И все? — Щеголев пьяно улыбнулся.
— Да.
— Ну и дурак ты, Саня.
— Ладно, ты больно умный, — Андреев был рад уже тому, что Щеголев не молчит, тупо глядя в пол. — Пойдем к гостям. Осталось продержаться какой-то час.
Щеголев кивнул, выбросил окурок и, шатаясь, направился в банкетный зал. Андреев осторожно взял его под руку. Они снова заняли свои места. Их ждали чашки с нетронутым остывшим кофе. Лев залпом выпил свою и, подперев голову руками, обвел взглядом присутствующих. Небольшие обособленные группки общались, обсуждая привычные темы. Длинный стол разбился на несколько частей, в каждой из которых велись свои разговоры. Щеголев наблюдал за ними и четко понял, что людей, которые собрались здесь, совершенно не волнует то, что на самом деле с ним происходит. Это к лучшему. Размеренная, сложившаяся жизнь, которую он собственноручно превратил в бульварный роман, останется известной в неприглядных подробностях только ему и Андрееву. Он всегда на виду. Пресловутый сор из избы не добавит ему очков, не укрепит годами зарабатываемый авторитет. Никому не придет в голову, что происходит с ним в действительности. Почему-то в одурманенной коньяком голове именно эта мысль вытеснила остальные. Сейчас Щеголеву было важно, чтобы никто не узнал, что он остался у разбитого корыта.
Сегодня он появится у родителей и, в ответ на их удивленные взгляды, произнесет фразу типа: «Надеюсь, мое присутствие не стеснит вас?» или «Имениннику можно на некоторое время занять свою комнату?» К их нескрываемой радости от того, что он оставил Юлию, наверняка прибавится некоторое неудобство — они слишком давно не жили бок о бок друг с другом. Почему-то от мысли, что его присутствие в доме родителей разрушит устоявшийся комфорт, Щеголев почувствовал удовлетворение. Он усмехнулся и, найдя глазами бутылку с коньяком, потянулся за ней.
Юлия набирала номер телефона Нади и откровенно ругалась, потому что вот уже полчаса линия была занята. Любовь Андреевой к долгим телефонным разговорам была известна всем ее знакомым. Она не могла ограничиться десятиминутной беседой. Тема за темой, одна плавно переходила в другую. Надя всегда говорила, что в наше бешено бегущее время телефон — единственное, что поддерживает близость отношений. Встречаться некогда, общаться тет-а-тет — по праздникам и дням рождениям. Это сводило дружбу к нескольким дням в год, когда можно с душой провести время в компании приятных тебе людей. У Надежды была своя теория, которая помогала ей поддерживать отношения. Спорить с ней было бесполезно, да и не стоило, потому что собеседницей она была такой же прекрасной, как и слушательницей. Поэтому многие пользовались ее умением до конца выслушать, что тоже — несомненный талант. Надя знала, что в ее теории общения нет изъяна, и основным ее столпом был телефон.
Всегда относившаяся к слабости подруги с пониманием, на этот раз Щеголева чувствовала нарастающее раздражение. С каждым новым набором номера она мысленно посылала подруге установку: «Положи трубку!»
— Как же она не чувствует, что так нужна мне сейчас? — раздраженно нажимая кнопки набора номера, вслух произнесла Юлия.
Она только вчера приехала из райского уголка, в котором побывала благодаря заботам Наташи и Севы. Теперь она поняла, что их щедрый неожиданный подарок был не случайным. И то, что свалилось ей на голову после приезда, перечеркивало всю романтику Швейцарских Альп. Юлии срочно нужно было поделиться новостью с Надей. Держать ее в себе было невыносимо. Юлия не рыдала только потому, что не так давно сказала себе, что в ее жизни больше нет места слезам. Места нет, а повод, кажется, появился.
Дети понимали, что в последнее время ее нервы изрядно истрепались, а им предстояло добавить матери переживаний. Наташа точно знала, что новость, которую они хотят сообщить, снова выбьет Юлю из колеи. Поэтому они решили дать ей возможность хорошенько отдохнуть, перед тем как рассказать ей о том, что уже нельзя было отменить. Они давно все решили и ждали момента, когда, как говорят, обратного хода нет.
Все дело было в том, что Сева давно искал работу за рубежом, и наконец пришли документы, подтверждающие наличие рабочего места. Оттягивать дальше этот факт было глупо, поэтому Наташа и решилась на разговор с мамой сразу после ее возвращения с курорта. Она не смогла придумать ничего лучше, как сообщить ей это по телефону. Новость вырвалась сама собой, и Юлия была ошарашена. Она только и могла повторять: