В двух шагах от рая
Шрифт:
Остановившись перед ее дверью, она быстро перекрестилась и нажала звонок. Обычно Щеголева не медлила и сразу открывала дверь. На этот раз Надя считала каждую секунду. Судя по дверному глазку, в коридоре горел свет. Прижав ухо к двери, Андреева прислушалась — тишина, и в этот момент дверь открылась. Надя потеряла равновесие и упала прямо в объятия Юлии. Та успела подхватить подругу, недоуменно глядя на нее.
— Привет, — Андреева улыбнулась. — Спасибо, что не дала расшибить лоб.
— Пожалуйста, — не отвечая на улыбку, сказала Юлия. Она продолжала сверлить ее удивленным взглядом.
— А я к тебе, — так и не дождавшись приглашения, произнесла Надя. Она расстегнула «молнию» на куртке.
— Это я поняла. Проходи, — вздохнув, сказала Юлия.
Надя переступила порог, закрыла за собой дверь и, повесив свою одежду на вешалку, заметила чей-то белый кожаный плащ. У Юлии такого не было. Подруги всегда обсуждали обновки, а о такой Щеголева никак не могла промолчать. Поэтому Надя вопросительно посмотрела на нее и спросила:
— Ты не одна?
— Да, Наташа с малышом приехали минут пятнадцать назад. Вы случайно не сговорились? — раздраженно ответила Щеголева, проходя в гостиную. Не оборачиваясь, на ходу она крикнула: — Тапочки в коридоре, на нижней полке шкафчика. Открой — увидишь.
— И ничего мы не сговорились, — пробурчала себе под нос Надежда и увидела в проеме двери в спальню Наташу с малышом на руках. — Здравствуй, Натала.
— Здравствуйте, тетя Надя.
— Кажется, мы по одному поводу?
— Пожалуй, — Наташа опустила глаза. — Я положила трубку и поняла, что сделала глупость. Я не могла не приехать. Маме тяжело. Я знала, но все равно не могу ничего изменить.
— Почему? — Андреева подошла ближе, взглянула на малыша, который усиленно сосал пустышку и разглядывал обеих огромными карими глазами.
— Потому что мы это делаем для него, — Наташа кивнула в сторону Андрюши. — Я не хочу, чтобы он решал те же проблемы, что и его родители, бабушки, дедушки. Я хочу, чтобы у него они были другие.
— Он еще очень мал, а вы уже решаете за него, где ему расти, какие проблемы решать, — размашисто жестикулируя, сказала Андреева. — Впрочем, я не могу никого судить. Вы достаточно взрослые, чтобы принимать решения. Палка о двух концах получается…
— Тетя Надя, прошу вас, поддержите нас с Севой. Маму можно переубедить. Вы ведь знаете, какой она мягкий человек. Она всегда прислушивалась к вашему мнению. Помогите ей понять, что не бросаем ее, что мы ее очень любим. Все временно. Мы устроимся и заберем ее к себе, — эмоционально говорила Наташа, покачивая малыша.
— Заглядывать так далеко вперед не стоит. Ваша мама сама себе хозяйка, в отличие от этого карапуза, — назидательно произнесла Надежда и направилась в гостиную, где, поджав колени к подбородку, в кресле сидела Юлия.
Надежда взглянула на нее и шумно выдохнула. В душе она не могла принять решение Наташи, потому что в ту минуту, когда увидела потерянные глаза подруги, вдруг поставила себя на ее место. Что, если Анфиса однажды поставит ее перед фактом тысяч километров, которые будут разделять их? Да у нее самой сердце разорвется, а чего требовать от Юлии… Недавно муж оставил, теперь единственная дочь с внуком собираются уезжать. Воистину — нет в жизни справедливости. И как бы красиво Андреева ни говорила о том, что нельзя давить на детей, что нужно дать им возможность идти своим путем, в душе она не находила поддержки собственным словам. Она просто должна была произносить их, чтобы хоть как-то поддержать подругу. Это была явная ложь, на которую Надежда шла осознанно.
— Юль, — Андреева села в кресло рядом, — послушай, что я хочу сказать.
— Не надо, — перебила ее Щеголева, продолжая смотреть на застывшую занавеску окна. — Я знаю, что не имею права держать их возле своей юбки. Умом я это понимаю, а сердцем… Я вообще удивляюсь, что я не сошла с ума, когда положила трубку и осталась наедине со своими мыслями.
— Когда ты прервала наш разговор, я подумала бог знает что, — воспользовавшись паузой, сказала Надя.
— Почему?
— Она еще спрашивает?! А твоя фраза о воротах ада. Что это было, по-твоему? Как я должна была это понимать? — Надя сорвалась с места, принялась расхаживать по комнате. — Отвечай же!
— А так и понимай, что я прожила будто бы и праведную жизнь, а на то, что попаду в рай, не рассчитываю.
— Юля, разве так можно! — Андреева села на широкую, прочную спинку кресла. — За что ж ты себя так крепко судишь?
— Я дважды хотела уйти из этой жизни. В двух шагах была от пропасти.
— Но ведь ты осталась.
— И дважды благодаря Наташе, — Юлия поднялась и подошла к окну. Она продолжила говорить совсем тихо, как будто и не хотела, чтобы кто-то услышал ее слова. — Когда ушел Лева, я сказала себе, что нужна им, а значит, должна жить. Я подумала, что кроме позора, горя не принесу своему ребенку ничего. И это может перечеркнуть все то хорошее, что было между нами. А сегодня все снова потеряло смысл. Я действительно решила уйти, но не успела проглотить эти чертовы таблетки, потому что кто-то начал открывать дверь. Я вышла в коридор и столкнулась с Наташей.
Щеголева замолчала. Ей было тяжело говорить. Все казалось каким-то безумием. Это не могло происходить с ней.
— Я посмотрела в ее глаза и испытала такой стыд, который уничтожил всю меня. Перед Наташей стоял призрак, сжимающий в ладони горсть таблеток. Вместо того чтобы ответить на ее объятие, принять на руки малыша, я трусливо сбежала на кухню и, дрожа, высыпала отраву в ведро… — Юлия оглянулась на Надю. — Я больше никому не расскажу об этом. И прошу тебя задать себе вопрос: сможешь ли ты после этого дружить с такой слабачкой?
— Глупая ты, Щеголева, — Надя подошла, обняла подругу за плечи. — Даже представить себе не могла, какая ты у меня глупая. Как же я без тебя.
— Сама не знаю, что у меня творилось в голове. И сейчас она тяжелая, словно перед простудой. Ничего не соображаю. Наташе в глаза смотреть не могу, а она все говорит, говорит. Я понимаю, что все ее слова обращены ко мне, а принять их не могу. Проходят они мимо, понимаешь? Что мне делать?
— Возьми себя в кулак и скажи, что отпускаешь их. Внутри можешь гореть синим пламенем, а им не дай этого почувствовать. Ну, хочешь, выдержи паузу. Юль! — Надежда развернула подругу к себе лицом. — Ну разве легче тебе станет от того, что Сева останется без высокооплачиваемой работы? Разве полегчает от того, что они будут рядом с тобой вариться в бесконечном кошмаре нашей непредсказуемой действительности?
— Там хорошо, где нас нет. Не слыхала такого? — не сдавалась Щеголева, только сопротивление ее уже походило на инерцию. Вот-вот остановится и начнется другое движение, другие слова.
— Слыхала.
— И будут они там вторым сортом.
— А здесь что, высший? — иронично спросила Андреева. — Разве то, что Лев — директор известного на весь мир института, гарантирует что-нибудь ему, вам? Разве бизнес Севы — это что-то стабильное?
— Но и за океаном никаких гарантий.
— Там есть возможность попробовать начать другую жизнь. Может быть, она им не понравится. Много людей возвращается. Им будет к кому вернуться, в конце концов. А тем временем, ты здесь устроишь свою жизнь. Сколько тебе лет, Щеголева? Жизнь только начинается. Дети взрослые, мы можем позволить себе роскошь обратить внимание на себя, понимаешь?