В джазе только хулиганы
Шрифт:
— Не поняла… кто это увидит?!
Он глубоко вздохнул, очевидно, стараясь не поддаться приступу смеха.
— Как кто? Вова.
Очень смешно. Я сощурилась, опустив взгляд на выпирающий под натянувшейся тканью брюк член. Вновь поднялась к самодовольному лицу с ямочками и перевела дух… умеет же сыграть на нервах!
— А помнишь, как ты меня в самолёте «случайно» потрогала?
О нет… неужели Вовы ему было мало?!
Соколов опустил руки на ремень. На моих округлившихся глазах вытянул его край, отогнул язычок на бляшке и ослабил пояс. Тот побеждённо и тяжело свис на петлях брюк. Я сглотнула, наблюдая, как Кирилл взялся за ширинку. Расправился с пуговицей,
— Я хочу тебя, — зачем-то пояснил Кирилл, пока я пристально разглядывала его высунувшийся ровный член с вздутыми венками и розовой головкой.
Он чуть подпрыгивал из-за того, что я позволила себе пялиться так нагло…
— И я тебя, Соколов!
Кирилл выпутался из одежды ниже пояса. Бляшка лязгнула о кафель. Он перешагнул через неё, подбираясь ближе, и сжал меня за ягодицы, пробираясь поверх джинсов к занывшей промежности. Слегка раздвинул половые губы под плотной тканью и слабо надавил пальцами, из-за чего я извилась, стараясь стиснуть ноги, и лихорадочно опустила руку к ширинке. Но вот Кирилл ворвался языком в мой безвольно постанывающий рот, с силой придвинул за задницу, из-за чего я врезалась грудью в его голый торс и ощутила, как горячий член упёрся в низ живота.
Иссякли шутки и терпение. Мне хотелось заняться с ним сексом как можно скорее. Увидеть его лицо в тот момент, когда он войдёт…
Кирилл нагнулся к молнии на моих джинсах. Нетерпеливыми многочисленными рывками подёргал за собачку и принялся стаскивать их с меня. Скини сползали вместе с бельём, застревая и раздражая нас двоих — просто я не ожидала, что у нас с Соколовым случится первого января…
Наконец, я осталась в одном подаренном Кириллом браслете и шерстяных носках. Схлопотала ещё с десяток нетерпеливых беспорядочных поцелуев от живота до шеи. Выгибалась и поглаживала тёмные волосы, прятавшиеся весь вечер под новогодним колпаком. Соколов бережно помог мне снять свой подарок, то и дело разглядывая меня между ног, и уложил украшение на полочку. А я успела лишь стянуть носки, как вдруг он легко подхватил меня на руки. Склонился к губам, лаская поцелуем, затем поднёс к нагретой парящей ванной и помог встать на дно. Мои ступни коснулись накалённой поверхности, а по телу растеклись струи тёплой расслабляющей воды.
Когда и Соколов лишился носков, зашёл под душ с головой, мы прижались друг к другу, наслаждаясь нашими соприкасающимися и мокрыми обнажёнными телами. Его волосы прилипли к вискам и лбу, мои пожелтевшие от влаги — пристали к спине. Кирилл стоял с приоткрытым ртом и зажмурившимися глазами. Гладил меня по плечам, спускался ладонями к ягодицам и прислонялся щекой к моей щеке, пока мы не придумали намыливать друг друга мужским апельсиновым гелем для душа…
В ванной заблагоухало. Стали слышны хлюпанье и нескромные стоны. Он был крепкий, рельефный, и хорошо проскальзывал в ладони благодаря мыльной пене. А я тёрлась о пальцы Соколова, мученически хмурящего брови, задерживала дыхание, стоило ему неглубоко проникнуть внутрь.
Мышцы ног потряхивало. Чтобы вернуть себе хоть кусочек отплывшего сознания, я дотянулась до подбородка Кирилла губами. Он не сразу сообразил склонить голову, но уже через мгновение обессиленный поцелуй перерос в будоражащие, до трясучки страстные ласки языками.
— Войди в меня, — потребовала я.
На это Соколов резко выключил душ. Шипение исчезло из нагретой, как парилки, ванной. Среди водяного неспешного тумана стало тихо. Я попыталась
В светающей комнате в нише справа от арки нас ждала его кровать. Я мягко приземлилась на неё из объятий прямо поперёк и в мокром полотенце. Распахнула его, откинувшись на лопатки. Приподнялась на локтях, призывно раздвинув ноги, и убрала со щёк и лба мокрые волосы. Соколов уже наклонился к своему рюкзаку возле тумбы, как вдруг застопорился взглядом на моей промежности. С затуманенными глазами он наощупь достал из кармана презерватив, отшвырнул рюкзак и надвинулся сверху, упираясь горячей головкой члена мне между ног, где уже вновь увлажнилось от его обнажённого вида.
Мы принялись снова облизывать языки друг друга и вбирать припухшие губы. С него приятно капала остывшая вода, попадала на мои лицо, грудь и живот. А постельное бельё, наверное, уже успело пропитаться влагой насквозь… я помогла Соколову надеть презерватив, жадно наблюдая за тем, как он задерживает дыхание от моих растягивающих и сжимающих прикосновений. Он хмурил брови, стараясь зажмуриться, и просяще подавался навстречу.
Я раскатала резинку до основания. Обхватила его руками за шею. Подумать только, этот сладко постанывающий, совсем не улыбающийся Соколов так романтично признался мне сегодня в любви…
— Кирилл… — решилась я вовремя ему ответить, разглядывая томные серые глаза. Он отозвался, подставив ухо. — Я тебя тоже люблю, — шепнула я и отстранилась, наблюдая. Соколов мимолётно улыбнулся одним уголком губ, но заметно не ожидал услышать такое. Легонько толкнул меня на спину, избегая смотреть в глаза, зато уставился на вздымающуюся от дыхания грудь. — А скажи мне тоже вслух…
— Сказать что?
— Что любишь…
Он рвано вздохнул. Вредина. Надвинулся сверху и упёрся на один локоть так, что мы оказались лицом к лицу, ловко нащупал пальцами клитор, принявшись его растирать и вдавливать, и это быстро заткнуло мне рот. Я изнурённо захватала воздух, наблюдая, как его губы нежно накрывают мои, и будто извиняющейся посасывают за невозможность исполнить мою просьбу.
Хорошо, я поняла, Соколов. В твоей семье не было принято открыто говорить о любови… мы это исправим!
Я протиснулась ладонью между наших тел к его паху. Сжала за член, пристраивая вплотную к набухшим половым губам, и приподнялась навстречу тазом. Пальцы Кирилла сбились с темпа и нырнули под мою талию, подтягивая нас ближе к середине кровати. Мы заелозили в направлении подушек: постельное бельё смялось, полотенце осталось валяться где-то на краю, а Соколов беспрепятственно вошёл в меня до предела и остановился внутри.
Стенки бесконтрольно сжали его и заныли от острого удовольствия, прокатившемуся по телу. Он, хрипло дышащий мне на ухо, так долго нас мучал… целый учебный год… слетел с катушек и начал истошно вдалбливаться, вжимая меня своим трепещущим тяжелым телом в матрас. Я застонала, понимая, что голос вырывается из груди так легко и естественно, будто я оказалась на сцене с пресловутой «Fever», ослеплённая прожекторами. Соколов искусно двигал тазом, задавая ритм шлепками наших тел, а я лохматила ладонью его ледяные мокрые волосы, прося губами поцелуя. Он замедлился, с намеренным усилием проникая по основание.