В эфире
Шрифт:
В очередной раз пятеро мужчин в недоумении переглянулись. Людвиг хотел было уже высказать свое разочарование, когда песок под ногами сдвинулся с места. Все повалились навзничь, проехав на движущейся земле несколько метров. Когда они поднялись после падения, то увиденное заставило Людвига проглотить очередную порцию скептицизма. Прямо напротив все еще стоявшего с поднятыми вверх руками Анхеля, песок будто бы ожил и теперь медленно и плавно поднимался вверх. Из его недр вырастала песчаная скала, которая, чем выше становилась, тем все более четко приобретала очертания человека. Прошло еще несколько
– Это ты? – проговорил громовым голосом песчаный монстр, склонившись над путником, – я слышал о тебе. Пески говорят. А им сказала вода. Которой сказала земля. Которая услышала от воздуха.
– Да, – громко ответил Анхель, – я был у них всех.
– Вижу. Как ты подготовился, – вещал великан, указывая огромным песчаным пальцем на круг, в котором стоял человек.
– Опыт меня научил, – ответил Анхель.
– Что ж. Я знаю. Зачем ты здесь, – он говорил медленно, будто бы давным-давно в этом не практиковался, – почему я должен дать тебе то, за чем ты пришел?
– А почему нет? Твои братья дали мне это. Почему ты не можешь сделать то же? Зачем тебе хранить это у себя вечно? Я могу отдать это людям. А ты можешь только дождаться, пока людей совсем не останется.
– Может я не хочу. Чтобы ты давал это людям. Может я не хочу. Чтобы они это получили.
– Ты – Харенам, властелин песков. Песок видел все. Он был везде. И будет всегда. Тебе незачем опасаться людей, – сказал Анхель.
– Это так, – кивнул песчаный великан, осыпав путника миллионом песчинок со своей головы, – достойный ответ. Я буду тут. После людей. Возьми то, зачем пришел.
Великан протянул песчаную руку. Анхель наклонился и поднял из-под ног один из белых камней, тот, что лежал в самом центре круга. Не покидая выложенный на песке узор, он потянулся и положил в огромную песчаную ладонь поднятый камень. Ладонь сомкнулась и засветилась. Через мгновение песчаные пальцы снова разжались, и Анхель принял камень обратно, погрузив его в карман своих штанов.
– Спасибо, великий Хоренам, – сказал он, – я позабочусь об этом. Люди были бы тебе благодарны, если бы знали о тебе.
– Да, человек. Ты позаботишься. Я знаю. Но я не могу. Этого допустить. Позволить этим людям уйти. Помня обо мне. Они – не ты.
– Заставь их забыть, – сказал Анхель, – твои братья сделали то же с людьми.
– Верно, – протянул великан, и в тот же миг рассыпался на миллиарды песчинок, повисших неподвижно в воздухе.
Пятеро сидевших на песке мужчин в ужасе попятились. Но песчаное облако нагнало их через мгновение, спрятав внутри себя от солнечного света. Еще через секунду песок просыпался вниз. Людвиг медленно поднялся и выплюнул хрустящую на зубах массу. Протерев глаза, он увидел, как подошедший Анхель поднимает с земли свой халат и накидывает его обратно на свои плечи.
– Что произошло? – спросил Людвиг, стряхивая песок с волос.
– Песчаная буря, – ответил Анхель, затягивая пояс, – поднимайтесь. Мы отправляемся домой.
Все пятеро мужчин медленно поднялись и стряхнули с себя только небольшую часть песка, до которой смогли добраться не оголяясь. Людвиг довольно улыбался.
– Можете не благодарить, – сказал он тихо, когда Анхель уже отошел на несколько десятков метров, – если бы я не открыл ему глаза своими вопросами, так бы и ходили кругами по пустыне.
Где-то в стороне, за одним из высоких стогов сена скрипнули дверные петли. Сразу за этим звуком послышался звук осторожных тихих шагов. Анхель сразу узнал гостя, как только первая сухая соломинка хрустнула под ступней вошедшего в дверь амбара человека. Шаги медленно и предельно тихо приближались, пока из темного прохода между деревянной стеной и возвышающимся почти что до самого потолка стогом не показался силуэт. Вошедший остановился в тени и, по всей видимости, осторожно осмотрелся. Точнее, осмотрелась.
– Кто это там? – спросил Анхель, больше ради приличия, как бы давая понять, что гость был замечен.
– Это я, мастер, Гертруда, – прозвучал робкий ответ, после чего она, наконец, вышла из тени на свет, пробивавшийся через небольшое окно высоко под крышей.
– Надо же, Герта, как ты выросла, – сказал Анхель, бросив на девочку только лишь беглый взгляд, после чего снова отвернулся к своему верстаку, – проходи, располагайся.
Она кивнула и вышла на свет. Тонкая и хрупкая, ее ступни, облаченные в сандалии на босую ногу, аккуратно вышагивали по соломинкам, как бы стараясь обойти каждую из них, ни одну не повредив. Она села в старое порванное кресло так, будто садилась в него уже много раз, как если бы это было ее законное место.
Анхель снова взглянул на нее беглым взглядом и, одобрительно улыбнувшись, отвернулся к верстаку.
– Мастер, чем вы заняты? – спросила девочка, пытаясь разглядеть убранство стола, – я могу вам помочь?
– Нет, Герта, я уже заканчиваю. Ты лучше расскажи мне, как прошел твой год. Как школа? Что нового ты узнала за эти месяцы? Что интересного приключалось?
Она выпрямилась в своем кресле и еле слышно откашлялась, как бы готовясь начать долгое и захватывающее повествование, пусть и невероятно тихое, судя по ее голосу. Но тут петли вновь жалобно скрипнули. Присутствующие замерли в ожидании того, кто именно появится из-за высокого стога сена. Вариантов было всего два, и один из них явно доставлял неудобство Гертруде, которая затаила набранный было в легкие для повествования воздух. Через пару секунд из тени вышел высокий молодой человек.
– Добрый день, – безразлично промолвил он, стряхивая с плеча прилипшие к рубашке колосья.
Гертруда выдохнула с облегчением, и тут же залилась краской, поняв, что слишком уж явным был этот ее жест.
– А, Гастон, проходи пожалуйста, – сказал Анхель, вытирая руки грязным старым полотенцем, – Герта как раз собиралась поведать нам о том, как прошел год. Ты успел как раз вовремя.
Юноша кивнул, потом кивнул еще раз Гертруде, пытавшейся поймать его взгляд, но только на мгновение, чтобы сразу его потерять, а затем прошел к еще одному небольшому стогу и, взобравшись на него, сел, свесив ноги. Высокого роста, худой и немного сутулый. Когда его бледное лицо попало в полосу света, врывавшегося в помещение из небольшого окна под крышей амбара, Гертруда разглядела его глаза, каждый из которых был разного цвета.