В этих гнилых стенах
Шрифт:
– С чем пожаловал?
– Ты не поверишь, Айзек. Мне нужна помощь. Твоя и… твоих запасов.
Эти слова дались мне непросто. Никогда не понимал людей, которые, будучи целыми и здоровыми, с двумя руками и ногами, попрошайничают у прохожих. Я бы, наверное, сгорел со стыда при первой же попытке и скорее предпочел бы сдохнуть от голода.
Он даже глаза вытаращил, не веря своим ушам. Я столько раз отказывался от его предложений поделиться, что он давно махнул на свои попытки рукой, повторяя их просто из вежливости. И сейчас выглядел так, будто услышал голос с небес. Кивнув, развернулся и едва ли не побежал к холодильнику, словно
– У тебя важный гость?
– Рита, – коротко ответил я, стараясь не схохмить, хоть и очень хотелось.
Все дело в том, что Айзек был самым стеснительным парнем из всех, кого я только знал. Даже когда просто стоял рядом с любой девчонкой, он моментально краснел и опускал глаза, сильно заикался и путался в словах. Короче, выглядел полнейшим идиотом. А уж если у него что-то спрашивали, невзначай касаясь руки, бедный парень рисковал получить сердечный приступ, начиная усиленно глотать воздух так, будто это последние вздохи в его жизни. Зная все это, я не обходил стороной возможность лишний раз его подколоть, посмеиваясь над бурной ответной реакцией. И в этот раз она меня позабавила.
Услышав имя, парень резко вздрогнул, и до меня донесся звонкий стук. Разглядев в полумраке, как он усиленно чешет голову, я понял, что Айзек треснулся макушкой о ручку холодильника.
– Р…Рита? Дюк, можно…
– Можно, – улыбнулся я.
А началось все с того, что еще в детском доме, в своей группе, несколько девочек знатно загнобили его, и теперь он замкнулся в себе и в своей комнате – в том месте, где ему не нужно разговаривать ни с кем.
Я и познакомился-то с ним случайно. Во время одного из ночных распитий чая у Рише в руке лопнул стакан с кипятком, и я начал стучать в соседние двери в надежде попросить у кого-нибудь медикаменты. Но все крепко спали после тяжелых будней, а кто-то был на ночной смене. Только Айзек открыл. У него я и одолжил пену от ожогов. Я сразу обратил внимание на то, что она довольно дорогая. Зная нравы и нелегкую нищенскую жизнь сирот, я ждал, чего же он потребует взамен. Однако Айзек, коротко взглянув на меня поверх очков, просто попросил вернуть ее, когда смогу, и закрыл передо мной дверь. Я так ошалел, что еще несколько секунд стоял у его квартиры с вытянутой вперед рукой, в которой покоился заветный флакончик, и очнулся лишь от звона разбитой где-то вдалеке бутылки.
А когда я возвращал ему флакон, уже вместе с Рише, которая хотела лично поблагодарить парня, я спросил, что должен за услугу. Поморщившись, он молча впился глазами в тонкие перебинтованные пальцы моей подруги и закрыл дверь.
– Он что, не умеет разговаривать? Или ты уже что-то натворил?
Я растерянно помотал головой:
– Он разговаривал со мной, честное слово.
– Но он же…
– Может, не в духе?
Немного обсудив эту тему, мы даже заключили с ней пари.
Через пару дней Рише захотела повторить попытку. Не жалея своей скромной зарплаты, купила в знак благодарности для него пончик. Но ей не открыли, наверное, Айзека не было дома, и девушка оставила подарок возле его двери.
Еще через неделю я обратился к нему с просьбой помочь передвинуть мебель. Он не обладал атлетической фигурой, но и худым, как других мастеров клавиатуры в наше время, его было трудно назвать. Айзек был вполне нормального телосложения, всего на полголовы ниже меня. Его длинные, закрывающие
– Так ты не разговариваешь с девушками?
Сделав глоток пива, я понял, что ответа не будет.
– И о девушках, да?
Улыбка не сходила с моего лица, а пальцы быстро набирали сообщение Рише. В нем я подтвердил, что проиграл спор.
Он быстро схватил палку колбасы, буханку хлеба, подцепил на палец дорогущий термос – и поспешил в мою квартирку.
– Давай помогу! – крикнул я вслед, но он даже не обернулся. Подбежав к нужной двери, рывком отворил ее и застыл на пороге, медленно опустив руки. Заглянув внутрь, я увидел, что Рита уснула, свернувшись клубочком на моей кровати.
– Видимо, очень устала, – удивленно прошептал я, но что-то внутри подсказывало, что так и должно было случиться.
Мы почти час пили с ним чай, закусывая его бутербродами. Не знаю, на кого работал Айзек, но такую вкусную колбасу, да еще и в таком количестве, я ел впервые. Он сбегал к себе за синим ланч-боксом с динозавром, аккуратно сложил туда четыре больших бутерброда и оставил его вместе с термосом в пакете возле вещей Риты. Еще раз с умилением и грустью взглянув на спящую девушку, Айзек повернулся, уже собираясь прощаться.
Но едва он открыл рот, как раздался стук в дверь – очень тихий, робкий и неуверенный. Я подумал, что за дверью стоит незнакомец, но, отворив ее, замер, а спустя секунду меня остро кольнула жалость. На пороге стоял очень бледный худой парень, и, хотя его грязные неряшливые волосы скрывали лицо, я видел, как он отводит глаза.
– Рита написала, чтобы я забрал ее отсюда.
Я молча отошел, чтобы он увидел спящую сестру. Марк, слегка прихрамывая, протопал в комнату. На Айзека он даже не взглянул. Если вообще его заметил.
– Марго, – прошептал он и тут же закашлялся. – Вставай.
– Слушай, Марк, я могу и сам ее проводить, – вклинился я. Поезд был поздний, а Рита всегда боялась ходить одна вечерами. Она очень следила за собой и своим имиджем фотомодели и заслуженно считалась первой красавицей на весь муравейник. Марк, еще до того, как бесконечная тяжелая работа стала полностью забирать его время, оставляя лишь небольшой кусочек на сон, не раз ввязывался в драки на улице из-за грубых приставаний к сестре. Теперь все, на что его хватало, – не уснуть в автобусе до вокзала и обратно. Но я и в этом уже сомневался.
– Я сам.
– Упертый ты баран, иди выспись! – раздраженно высказался я.
Он вздрогнул, но я знал, что не зря, ведь знаю этого человека как свои пять пальцев. Разумные доводы и решения никогда не были его козырем. Только наглость и сила. Я вспомнил наши частые драки, и у меня невольно свело скулы. Никто не мог вывести меня из себя быстрее, чем этот тип.
– Я соскучился по ней, Дюк, – ответил он почти шепотом. – А она уедет. Надолго. Потом еще и обидится очень.
Мне стало неудобно и слегка стыдно. Он был прав. Марго ведь и впрямь обидится. Все, благодаря чему они еще не вылетели из этого колеса тяжелой жизни, была вера в их непоколебимую семейную любовь.