В этих гнилых стенах
Шрифт:
Шорох. Марк побрел к шкафу. «Дурак!» – подумал я, и мне стало невероятно жаль его. Ведь теперь ему влетит. Он не был мне другом, но я весь вечер молился, чтобы он не брал телефон. Чтобы Аврора просто отпустила всю эту ситуацию. Может, она уснула и я смогу его предупредить…
– Ага! – Широкий силуэт зашевелился. Аврора прекратила делать вид, что спит, села, поскрипывая старым диваном, и рукой дотянулась до переключателя. После звонкого щелчка комнату озарил свет. – Я так и знала.
Марк побледнел, руки его затряслись, и телефон выпал. На
– Я… я…
– Дюк, пойдем с нами! – Аврора с трудом встала с кровати, выключила свет и повелительно прочеканила: – Остальные – спать!
– Я… Я хотел поиграть… – всхлипывая, проговорил Марк, сжимая и разжимая руки под столом. Кожа у нас покрылась мурашками, ведь сидеть в одних трусах на холодных деревянных стульях было не очень-то приятно.
– А Дюка зачем подставил? – неловкое молчание прервал прекрасный голос Ляли.
– П… просто… Я не хотел…
– Ну как не хотел? – всерьез удивилась Аврора. – Марк, ты парень, так что умей отвечать за свои поступки! Имей мужество.
– Извините…
– Марк, это чужая вещь. Аврора не один месяц долго откладывала деньги на этот телефон. К тому же… ты подставил Дюка. – Ангельский взгляд Ляли всего на секунду упал на меня, но я ощутил невероятное тепло. Меня переполняло чувство значимости. Она с особой нежностью отстаивала мою невиновность. – Марк, пойми же, вы… мы все в одной лодке плывем. Мы – те дети, которым всего придется добиваться самим. Если у тебя не будет денег на еду, на тот же хлеб, то кроме нас тебе некому будет позвонить и попросить помощи. Мы никому не нужны. Мы здесь – одна большая семья. Только мы сможем друг другу помочь. А ты уже подставляешь других, так подло… Следующее воровство не обойдется обычным разговором. Неужели ты не понимаешь этого?
По щекам Марка покатились безутешные слезы, он заревел навзрыд и протянул руки к Ляле. Девушка быстро обогнула парту и, присев, обняла рыдающего парня.
– Мы – твоя семья. Хорошо?
Я видел, как он кивнул. Судорожно сглатывая, я сам едва сдерживался, чтобы не заплакать от осознания того, что мы действительно остались одни.
– Извинись перед Дюком, ладно?
– Прости, – прошептал он.
– Ничего. – Я выдавил улыбку. Злости на него не было, скорее, я сопереживал ему.
– Пойду принесу полотенце. – Ляля, словно вспорхнув в своем белом летнем платье, поднялась и пошла в ванную. Аврора же направилась к двери, оставив свой телефон на зарядке.
– Я не буду тебя больше обижать, – тихонько сказал Марк, когда мы остались вдвоем.
– Хорошо. И Рише тоже не трогай, ладно?
– Почему это? – возмутился Марк. – Может, я хочу!
– Зачем? – Меня слегка напугала эта перемена в его поведении.
– Может, она мне… нравится!
– Так скажи ей об этом.
– Она же не понимает. – Он забавно развел руками.
– Тогда веди себя так, чтобы понимала.
– Но она обиделась на меня… Игнорирует – и все.
– Ну конечно, ты же ее обижал!
Спор
– Так, малыши, спать!
Под утро, когда все еще спали, я хотел разбудить Рише, но она уже уселась на своей кровати в позе лотоса и поглядывала на меня. Вздохнув, я сел рядом и стал рассказывать ей о вчерашнем вечере, чтобы нарушить неловкое молчание. На фразе о том, что мы остались одни, она тоже заметно поникла. Возможно, где-то в глубине души мы все еще ждали своих родителей. Ждали, когда они откроют дверь, позовут с порога по имени или воскликнут, как делала моя мама, забирая меня из сада: «Где мое солнышко?»
Я видел смерть матери. Видел ее публичную казнь: как от тела отлетает голова, оставляя кровавый след, а затем вокруг нее расползается густая красная лужа. Но я все еще ждал ее. До сегодняшнего дня, когда осознание утраты наконец пришло ко мне во всей своей полноте. В сегодняшнем сне она не тянула ко мне руки, не звала по имени. Во всех последующих снах она просто прощалась. Просто махала рукой и уходила.
– Рише, ты ждешь своих родителей?
Она подняла на меня глаза, отрываясь от своих мыслей.
– Нет, – последовал короткий ответ. – У меня была только мама. Посол Франции, приехала на мирные переговоры. И ее убили, – голос Рише был полон холода, в нем я не слышал ни сожаления, ни горечи.
– Ты скучаешь по ней?
– Конечно скучаю, Дюк! – И тут она вдруг зарыдала. Какой же я дурак!
Тут же подскочил к ней и стал обнимать, гладить по голове, а когда она немного затихла, решил попробовать разрядить обстановку.
– А ты Марку нравишься, – прошептал я, вновь запустив ладонь в ее волосы.
Она усмехнулась, вытирая слезы. Так, коротко и быстро, но усмехнулась.
Зато утром, когда Марк отодвинул ей стул, она выразила ему благодарность, с милой улыбкой оголив белые клычки и присев в изящном реверансе – насколько вообще возможно сделать реверанс изящно в тонком летнем платье.
Глава 3
Я не помню тот день, когда мы последний раз выходили провести беззаботные часы вместе. Слишком быстро на нас рухнула рутина взрослой жизни.
Каждый из нас занял свою маленькую квартиру в сиротском муравейнике, и наши пути окончательно разошлись. Тринадцатиэтажный дом у самых окраин купола, чьи десять корпусов были слиты в один длинный, словно бесконечный, ряд, насчитывал более двух тысяч квартир. Хотя квартирами эти тесные комнатушки в двадцать метров назвать было сложно. Каждому выпускнику сиротского дома выдавалась одна такая комната. Помимо того что они зачастую были либо пусты, либо с минимальным набором мебели, обязательным условием проживания была оплата счетов, и совсем неважно, работаешь ты или нет: задолженность в три месяца – и ты живешь на улице.